Казалось, он совершенно забыл и о нас с Тальма, и о нашем задании.
– Мы еще не дошли до вершины, – напомнил я, – а солнце уже клонится к закату.
– Да-да. – Он встряхнул головой, словно пробуждаясь ото сна. – Позвольте мне подумать об этом еще немного там, наверху. – Он положил окаменелый кораблик в свой ранец. – Гейдж, держите конец ленты. Тальма, подточите ваш карандаш!
Еще полчаса мы осторожно ползли к вершине. Как показали измерения, она находилась на высоте более четырехсот пятидесяти футов, но лишь по грубым подсчетам. Я глянул вниз. Несколько французских солдат и бедуинов, которых мы разглядели, выглядели как муравьи. К счастью, завершающий камень пирамиды исчез, и мы стояли на довольно просторной площадке.
Я вдруг остро почувствовал близость небес. Вокруг не было никаких конкурирующих вершин, лишь плоская пустыня, прорезаемая извилистой серебристой лентой Нила, окаймленного прибрежной зеленью. За рекой, посверкивая множеством минаретов, раскинулся Каир, и до нас донеслись завывания муэдзина, призывающего правоверных на молитву. Поле битвы в Эмбабе выглядело как запыленная арена, усеянная темными точками брошенных мертвецов. А еще дальше на севере незримо плескалось за горизонтом Средиземное море.
Жомар вновь вытащил своего окаменевшего наутилуса.
– Наверху воздух так прозрачен, вы не находите? Пирамида как будто очищает его вокруг себя.
Плюхнувшись на камни, он принялся выводить пальцем какие-то фигуры.
– Одной прозрачностью сыт не будешь, – сказал Тальма, присаживаясь с преувеличенным смирением. – Разве я не упоминал, что проголодался?
Но Жомар уже погрузился в свой странный мир, и мы предпочли посидеть спокойно, успев привыкнуть к подобным медитациям наших ученых спутников. Созерцая бескрайние дали, я даже разглядел округлость нашей планеты, но быстро опомнился и отругал сам себя, осознав, что на такой скромной высоте это лишь обман зрения. И однако на вершине этого сооружения появилось ощущение какой-то благоприятной сосредоточенности, и я поистине наслаждался нашим спокойным уединением. Ступала ли сюда когда-нибудь нога другого американца?
Наконец Жомар резко встал, взял обломок известняка размером с кулак и со всего маху швырнул его вдаль. Мы наблюдали за параболой его падения, размышляя, долетит ли он до основания пирамиды. Но, естественно, силы броска не хватило, и камень уже прыгал вниз, отскакивая от каменных ступеней и разбиваясь на куски. Обломки с тихим стуком доскакали до самого низа.
Жомар задумчиво поглядывал вниз, словно размышляя, достиг ли обломок нужной цели. Затем повернулся к нам.
– Ну конечно же! Это так очевидно. И ваша наблюдательность, Гейдж, дала мне ключ к разгадке!
Я навострил уши.
– Неужели?
– Мы с вами стоим на уникальном, чудесном творении! Какая кульминация мысли, философии и вычислений! Именно наутилус позволил мне прозреть!
Тальма вытаращил глаза.
– И каково же ваше прозрение?
– Итак, слышали ли, вы, друзья мои, о возвратной последовательности чисел Фибоначчи?
Наше молчание было достаточно выразительным.
– О ней стало известно в Европе около тысяча двухсотого года благодаря Леонардо Пизанскому, также известному как Фибоначчи, прошедшему курс обучения в Египте. История ее подлинного происхождения теряется во мраке тысячелетий. Взгляните.
Он показал нам листок бумаги. Там была написана последовательность чисел: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55.
– Вы замечаете закономерность этого ряда?
– По-моему, я как-то раз написал такие числа в лотерее, – уныло сообщил Тальма. – Они оказались невыигрышными.
– Нет, вы только посмотрите, как он образуется! – с воодушевлением продолжил ученый. – Каждое число является суммой двух предыдущих. Для вычисления очередного числа последовательности нужно сложить два последних – тридцать четыре и пятьдесят пять, и получим восемьдесят девять.
– Очаровательно, – нетерпеливо сказал Тальма.
– Самое потрясающее свойство этого ряда заключается в том, что с помощью геометрии его можно представить не просто как числа, а как ряд геометрических фигур. И мы с вами можем создать его, изобразив квадраты. – Он начертил два маленьких квадрата и поставил в них по единице. – Видите, вот два первых числа последовательности. Теперь пририсуем к ним третий квадрат, таким образом, чтобы сумма их сторон составила длину стороны нового квадрата, и обозначим его числом два. Далее, использовав сумму сторон единичного и двойного квадрата, пририсуем к ним тройной квадрат. Понимаете? – Он ловко начертил еще несколько фигур. – Сторона нового квадрата равна сумме двух сторон предыдущих квадратов, так же как и числа в последовательности Фибоначчи образуются из суммы двух предшествующих чисел. Площадь квадратов быстро растет.
Вскоре у него получилась вот такая картинка:
– А что означает то число сверху: один, шесть и так далее? – спросил я.
– Это соотношение длины стороны каждого из квадратов к стороне квадрата предыдущего, – ответил Жомар. – Заметьте, что соотношение стороны квадрата, обозначенного числом три, к стороне квадрата, обозначенного числом два, точно такое же, как соотношение, скажем, у квадратов «восемь» и «тринадцать».
– Я не понимаю.
– Вы же видите, что верхняя сторона квадрата «три» разделена на два неравных отрезка общей точкой квадратов «один» и «два», – терпеливо пояснил Жомар. – Так вот, пропорция между численными значениями сторон смежных квадратов остается постоянной, сколько бы квадратов вы ни добавили к этому чертежу. Более длинный отрезок больше не в полтора раза, а в одну целую шестьсот восемнадцать сотых раза, именно такую пропорцию греки и итальянцы называли золотым числом, или золотым сечением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153