— Тпру! Тпру! Да стой же ты!— раздается с передних саней.
Вереница лошадей останавливается. Да, они уже на Весилоо. Здесь дорога отворачивает на Тапурлу, а к Нээме можно проехать только через деревню. И пастор Лайд невольно испытывает желание вынуть руку из ладони женщины, привести себя в порядок и пересесть из саней в дровни людей из Нээме. Но Тони изо всей силы сжимает его руку. От передних саней подходит к их саням господин Пээтер Гульден и отечески похлопывает его по плечу:
— Господин Лайд, доставьте нам такую радость и навестите нас сегодня вечером. Плохая примета менять в дороге экипаж...
— Господин Лайд, зайдите ненадолго, и, если вам у нас не понравится, мы отведем вас в Нээме. Ведь время еще есть,— слышится сквозь снег гулкий и просящий голос госпожи Лийзи.
— Пауль, ты же зайдешь, верно?! — уговаривает Тони, сжимая обеими руками его запястье.
Пастор Лайд колеблется и подыскивает слова, но Пээтер Гульден уже все решает — почти насильно, используя молчание как согласие.
— Хозяин Нээме! Хэй, хозяин Нээме! — кричит он в сторону задних повозок.— Господин пастор заедет к нам. Не заботься о том, чтобы отвезти его завтра в город, я беру это на себя!
— Но... как же?— как-то сдавленно и обмануто доносится при всеобщем молчании голос дядюшки Нээме.— Ежели господин пастор сам желает?..
— Господин пастор может потом и сам прийти к вам,— звучат в ответ спокойные и решительные слова.
И господин Гульден уже в санях, они отделяются от вереницы и под фырканье лошадей устремляются к Тапурле. Семь саней и дровней тянутся дальше по дороге вдоль деревни. Не только в дровнях Нээме, но и в других возникает разочарование: всяк стремится поближе к мошне богачей, кто бы это ни был, где бы ни жил. Только и извинение, что сам бы он, пожалуй, не поехал, Гульдены повезли его почти силком; только это немного и облегчает, смягчает общий приговор.
— Хоть и насильно, а сел бы он сразу в старые дровни Нээме, и никто его не смог бы никуда увезти!
— Да мамзель Тони зашла за ним в дом, и его сразу же пихнули к ней в сани...
— Да уж эта мамзель Тони! Крутилась уже со многими, а теперь вот...
— Видать, не нашли для нее такого хорошего, чтобы был достоин их кораблей и богатства.
— Старый Гульден свое имущество не доверит Паулю, Пауль его сразу раздарит,— высказывается какой-то шутник с пятых дровней.
— Теперь уж не раздарит, коли почувствует вкус к деньгам.
Разговор кружит и длится дальше. Добравшись до деревни, дровни одни за другими, при скупых словах рождественских пожеланий, заезжают во дворы. Вскоре остается на дороге лишь повозка Нээме. Лаэс мрачно погоняет белолобого.
— А ведь он бы мог еще прийти навестить нас! — вздыхает старая Анна.
— Вот он и навестит мамзель Тони! — ворчит Лаэс.
Гульдены не оставили Паулю времени о чем-либо думать, сожалеть, в чем-либо сомневаться. Веселые возгласы несутся из саней в сани. Тони веселая и озорная. Они как раз въезжают в открытые ворота усадьбы Тапурла. Лошадей останавливают перед большой каменной конюшней. Из дома выходит служанка с двумя фонарями, вешает один на крюк у стены, а другой отдает батраку Юхану, который несет его в конюшню. Распрягать лошадей — дело батрацкое, господа выходят из саней и сквозь снегопад идут к дому.
Ничего не видно и в десяти шагах, но Пауль помнит красивый дом Тапурла, выкрашенный в красное. Нет другого такого ни в Весилоо, ни, пожалуй, во всем городке Хара, с тех пор как развалились и сгнили старые барские особняки. Теперь он оценивает весь этот хутор Тапурла глазами взрослого человека. Тапурла — скорее поместье, чем хутор. В ее владении треть лучших земель острова Весилоо, особенно много хороших травянистых лугов. Потому-то и может Гульден держать сорок коров и четыре лошади. И масло из Весилоо, особенно из Тапурлы, самое лучшее в лавках уездного городка. Да еще широкие поля, большой фруктовый сад, моторный катер, снасти для ловли угря, глубинные мережи, сети, невод.
И все же прибыль от усадьбы и рыболовства — лишь малая часть дохода Пээтера Гульдена, прежде всего он главный акционер корабельного общества «Гульден и К », владелец парохода и шести моторно-парусных судов. Ради корабельной коммерции Гульден и живет большую часть времени в городском доме, занимаясь фрахтом и прочими судовладельческими делами. Хозяйством же хутора Тапурла ведает его сестра, старая дева Лонни.
Постоянных работников в Тапурле трое, две работницы, но на лето нанимают еще пять батраков.
Приехавшие входят в ярко освещенную прихожую, где их встречает Лонни. Этой вековухе лет пятьдесят, она дородная, лицо и пухлые пальцы в веснушках, глаза добрые и жизнерадостные. И первое неприятное впечатление рас-
свивается, когда она любезно приветствует всех. Говорит она быстро, но растягивает концы некоторых слов:
— Ой, господин Лайд, до чего же хорош с вашей стороны, что приехали.
На Тапурле много помещений, всюду чистота и порядок. В большой зале украшенная елка, пианино, радиоприемник, модели кораблей, на стенах фотографии родителей, бабушек и дедушек. Фамилия Гульденов происходит от голландского капитана, чей маленький парусник погиб в XVIII веке на банке Суурекуйв. Капитану и его молодой жене, которым, по счастливому случаю, удалось спастись с корабля, понравился маленький остров, и они испросили разрешения у местного помещика остаться здесь жить.
Этот капризный господин, дабы показать свою широту, и подарил иностранному моряку, подданному далекой страны, почти весь незаселенный остров. Но со временем и с ростом населения появились на Весилоо и другие люди, и Гульденам пришлось довольствоваться половиной острова, а потом и его третью, пока на юго-восточной стороне острова не возникла, с разрешения помещика, деревня, платившая ему деньги за аренду земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41