Старик заворчал:
— Иним, знай я такое, не купил бы билет. Вон и дождик накрапывает. Час, потом еще час... Так они нас до ночи про-держат...
Дождь перешел в снег, легкие снежинки закружились над аэродромом, как перышки, будто кто-то в небе ощипывал цыплят.
Но дольше обещанного их не продержали. Старик, полоня вший нас под язык в Чарджоу, сплюнул его в Керки — вылетели они ровно через час.
Когда вышли из самолета, старик старался не отставать от Хаиткулы. Деревенский житель, он привык ходить не торопясь, и ему было трудно угнаться за другими пассажирами. Кончики его усов обледенели, и от быстрой ходьбы они болтались как маятники.
Ашхабадского инспектора встречал шофер Керкинского горотдела милиции. Хаиткулы усадил старика на заднее сиденье, сам сел рядом, спросил у шофера имя. Тот повернулся к Хаиткулы и широко улыбнулся, показывая белоснежный ряд зубов:
— Салаетдин! — Он был совсем молодым.
Машина миновала древнюю крепость и остановилась у ворот, за которыми стояло кирпичное двухэтажное здание, хорошо известное всем жителям города. Хаиткулы вылез из машины, сердечно попрощался со своим попутчиком. Старик крепко сжал руку инспектора:
— Если твой путь пройдет через наши края и ты не заедешь ко мне, я обижусь на тебя, иним. С любого края можешь войти в село, спроси у первого встречного: «Где лачуга Най-мираба?» —он сразу приведет тебя ко мне.
Знал бы Най-мираб, что его встреча с Хаиткулы не за горами, что она доставит ему много волнений, быть может, и не пригласил его к себе. Но, как говорится, «язык мой — враг мой»...
— Салаетдин, отвези яшулы на автостанцию.
С неба плавно опускались крупные хлопья снега. Следы, только что оставленные машиной на дороге, заметало на глазах.
Снег, покрывший дорогу плотным, но неровным слоем, за ночь подмерз, и машину трясло как на гравийном покрытии. Но, проехав Донгузкопри (Свиной мост), Салаетдин прибавил газ — здесь дорога была лучше. Проехали еще километр и пересекли границу города, с обеих сторон дороги пошли колхозные поля, будто, застеленные гладкими белоснежными простынями. Утренние лучи солнца, до этого не показывавшегося два дня, отражаясь от снежной равнины, слепили глаза.
Хаиткулы сцепил руки на затылке и запрокинул голову, закрыв глаза, напряженно думал, каким будет его первый шаг. По существу, он один начинает заниматься этим делом. Завтра приедет следователь районной прокуратуры. Ничего реального, обещающего успех, у них не будет. Десять лет прошло, и все уже погребено под ними, как под барханом. Придется буквально ногтями разрывать его, перебирать каждую крупицу, просеивать каждый факт, чтобы найти Бекд-жана... Две версии, две дороги сейчас перед ним: или Бекд-жан пропал без вести, уехал, спрятался, или убит! И каждую дорогу надо будет пройти до конца, пока не выбьешься на правильную. А может быть, есть еще и третья и четвертая?
Голова кружилась от этих предположений, но, чтобы не растеряться вовсе, Хаиткулы твердо решил не строить никаких иных версий до тех пор, пока не побывает на месте
происшествия. Ходжа Назарович пытался в Ашхабаде дать ему советы, но Хаиткулы знал, это проку от них мало. В Кер-ки тоже пробовали подсказывать, но он не стал и эти подсказки слушать,— пожалуй, сейчас лучше обойтись без советов. Надо начинать дело заново, чтобы снова не зайти в тупик, как зашел в него Ходжа Назарович. Разумеется, пренебречь сделанным десять лет назад нельзя, придется пройти теми же дорогами, какими шел его начальник, но пройти иначе — бдительней, критически относясь, к каждому слову очевидцев, к каждому их шагу в тот. роковой день, до и после него. Но и медлить нельзя, идти вперед уверенным шагом, не боясь риска...
Хаиткулы открыл глаза, положил руки на колени, выпрямился, Салаетдин сразу же сказал:
— Хаиткулы-ага, если хотите, расскажу один занятный случай.
— Занятный? Расскажи. Когда это было?
— Не так давно.
— А все-таки?.
— Кажется, в прошлом году...
— Салаетдин, работники милиции любят во всем точность. Ты тоже работаешь, в милиции...
— Понял. Нет, это не в прошлом году было, а... в общем... давно.
— Существенное уточнение... Ладно, рассказывай. Из-за поворота навстречу вынырнул мощный самосвал.
Салаетдин взял вправо и начал свой рассказ:
— По этой дороге ехал «ГАЗ-51»... В кузове, лицом к кабине, сидел человек и дремал. Было холодно, и у него замерзла грудь, тогда он снял пиджак и надел его наоборот. Немного согрелся; пуговицы на спине он застегнуть не мог, но все же .стало теплее. Опять задремал. А с правой стороны из-за поворота выскочил встречный грузовик, и машины столкнулись, как два драчливых барана. — Салаетдин посмотрел на Хаиткулы и, увидев интерес на его лице, стал продолжать, украшая рассказ такими подробностями, будто видел все своими глазами.— Бамперы согнулись, радиаторы всмятку, те, что были в кабине — шофер и... забыл, кто еще, — отделались легкими ушибами.. А который был в кузове, вылетел через борт. Летел и кувыркался, как на турнике. Упал на бугор... Быстренько приехала автоинспекция. Стали смотреть. Один инспектор видит: человек на бугре лежит, лежит на спине, а шея. повернута в другую сторону. Быстро сделал вывод: в падении человек свернул
себе шею, и сразу же приступил к работе. Придавил его коленкой и стал вертеть шею в другую сторону. Крутнул раз, другой... а тот застонал, перевернулся... да как заедет инспектору в ухо. Инспектор на него не очень обиделся — думал, помог ему, в акте так и записал: «В результате автоаварии у такого-то шея вывернулась на 180 градусов. Приводя голову на место, я услышал от него какой-то звук, потом, находясь в шоковом состоянии, пострадавший повернулся и дал мне пощечину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50