если случалось в доме угощение, не гнушался и рюмочкой, а то и другой... Он пользовался большим уважением, поэтому его всегда звали на той, на гешдек, а иногда просто, чтобы помог разобраться в семейных вопросах, кого-то помирить, пресечь чьи-то раздоры. Бывали случаи, когда ему удавалось установить мир в семьях, готовых вот-вот распасться. Мирил он не только супругов, но и братьев, почти что ставших заклятыми врагами и уже готовых отречься друг от друга. Мирил ссорившихся соседей, из-за пустяков бросавшихся друг на друга с лопатами... Они сами потом говорили ему «спасибо» за то, что вразумил их. Он был только милиционером, но на его помощь рассчитывали многие, на него надеялись, как на врача, и доверяли, как отцу. Когда затевался той, тот, кто его устраивал, не забывал одним из первых пригласить на совет старейшин Пиримкулы-агу. Когда начинали строить новый дом, который обязательно возводили всем миром, его раньше других включали в хашар.
Мягкость и покладистость капитана Абдуллаева, располагавшие к нему жителей аула, не всегда были уместны на службе. Начальник милиции сделал однажды Пиримку-
лы-аге выговор, сказав, что «мягкосердечие на службе только мешает, потому что превращается в мягкотелость». Поводом послужил проступок Пиримкулы-аги или, может быть, просто необычный случай, удививший многих.
Как-то после совещания с участковыми начальник милиции, выйдя во двор, увидел кучу узелков в коляске мотоцикла Пиримкулы Абдуллаева. — Что, товарищ капитан, на той собрались?
— Нет... Это передачи. Родственники арестованных просили передать своим.
Капитан сказал это очень благодушно, в полной уверенности, что его... похвалят.
— И вы сами взяли? — На лице начальника милиции не только не было заметно одобрения, — наоборот, он сделал недовольную гримасу.
— По пути захватил.— Пиримкулы-ага понял, что допустил оплошность.
Тогда-то ему и сделали устный выговор, который он запомнил надолго.
— Нехорошо поступили, товарищ капитан. Мягкосердечие на службе только мешает, потому что превращается в мягкотелость. А дальше что может быть? Начнете нарушать устав... Смотрите, чтобы в дальнейшем такое не повторялось. Мягким будьте дома, а здесь не дом, а работа.
Капитан тогда ни слова не сказал начальнику отделения, чувствуя, что тот, в общем, прав. Но говорит же пословица: «Горбатого могила исправит». Пиримкулы Абдуллаев ничего не мог поделать со своей натурой, да и, признаться, он не очень' старался ее изменить — слишком большую прожил жизнь, менять привычки вроде бы уже ни к чему.
...В доме Довхановых его постигла первая неудача. Когда ему сказали, что Довлетгельды уже неделю лежит в больнице, этим известием его словно обухом стукнули по голове. Целую неделю не знать о таком событии! Может быть, он еще что-нибудь прозевал из того, что произошло в ауле?! Как это называется? Потеря бдительности...
Капитан немедля поехал в Халач. По дороге заглянул в магазин, купил для больного сладостей. Оказалось, что ровно неделю назад у Довлетгельды случился тяжелый приступ аппендицита. Прошло семь дней после операции, но Довлетгельды еще не поднимался с постели. Его нельзя было узнать — кожа на лице обтягивала выпиравшие -скулы. Он лежал на спине и смотрел в потолок. Пиримкулы-ага, не присаживаясь, спросил его о здоровье, положил на тумбоч-
ку кулек и, не простившись, на цыпочках вышел из палаты.Капитан вернулся в гостиницу и тут только почувствовал, как он устал, а болтавшийся на животе ремень свидетельствовал, что с утра у него во рту не было и маковой росинки. Но он не пошел в столовую. Пиримкулы-ага обладал странным свойством: не любил и не мог есть без других, одному буквально кусок в горло не лез, ел только в компании. Поэтому, передохнув минутку, он решил отправиться на дальнейшие розыски.
У старика администратора он выяснил, кто из почтальонов принес адресованное Хаиткулы письмо. Старик поведал, кто это был, и упросил Пиримкулы-агу выпить с ним чаю. Это немного подкрепило его.
В сельской местности обычно ужинают поздно, поэтому в том доме, где жил почтальон, несмотря на поздний час, только-только расстелили дастархан... Но капитан и здесь не задержался, потому что почтальон ему ничем не помог.
Куда ехать теперь?В правление колхоза! В одну минуту Пиримкулы-ага оказался там. Тот, кто ему был лужен больше всего, к счастью, еще не ушел домой. Главный бухгалтер...
У него была бритая длинная, как дыня, голова, на курносом носу очки. Кивнув капитану, одной рукой придвинул в его сторону горячий чайник, накрытый полотенцем, другой продолжал двигать костяшки на счетах.
Капитан сел поближе к. столу, налил чаю. Он старался не мешать бухгалтеру... А тот, переписав что-то в ведомость, посмотрел наконец на гостя. Морщины на его широком, совсем белом лбу разгладились.
— Спрашивайте, атдаш.
— Нет, атдаш, я вас сначала послушаю.— Пиримкулы-ага умел соблюдать этикет.
— Вы старше меня на два дня, поэтому я помолчу. Капитан вежливо справился о его житье-бытье, о родне,о детях, потом о том же самом его расспросил главбух. Капитан поинтересовался, как проходит посевная. Бороздки опять побежали по широкому лбу его собеседника.
— Зима была очень снежной, сами знаете, атдаш. Поздно начали сев, еще и половины не засеяли, но стараемся изо всех сил. Из района без конца звонят, приезжает то один, то другой... По району у нас пока средние показатели. Вся
надежда на погоду. Похоже, устанавливается. Тогда все пойдет другим темпом. Нагоним.
Капитан достал из внутреннего кармана анонимную записку, положил ее перед бухгалтером.
— А теперь, если ты настоящий мой атдаш, помоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50