Блистательное великолепие лунного света, отражаясь от
глянцевитых листьев лавров, преображало весь лес, в нем как
будто сверкали миллионы зеркал. Особый эффект этой картине
придавали светляки. Они целыми тучами летали под тенью деревьев
и освещали темные своды леса разноцветными искрами -- алыми,
синими, золотыми... Они носились то вверх, то вниз, то прямо,
то кружась, как бы двигаясь в лабиринте какого-то сложного
танца.
Среди этого сверкающего великолепия лежало маленькое
озеро, тоже блиставшее, как зеркало, в резной прямоугольной
оправе.
Воздух был напоен сладчайшими благоуханиями. Ночь была
довольно свежая, но не холодная. Многие цветы не закрыли свои
венчики -- не все они были помолвлены с солнцем, некоторые из
них дарили свои ароматы луне. Кругом цвели сассафрас и лавры, и
их запах, смешиваясь с запахом аниса и апельсина, наполнял
воздух восхитительным ароматом.
Всюду царила тишина, но это не было безмолвие. Южные леса
ночью никогда не бывают безмолвны. Древесные лягушки и цикады
начинают свой пронзительный концерт вскоре после захода солнца,
а прославленный певец американских лесов -- пересмешник лучше
всего поет при лунном свете. Один из них сидел на высоком
дереве у края озера и как будто старался развеять мою грусть
самыми разнообразными мелодиями.
Я слышал и другие звуки: гул солдатских голосов из форта,
сливавшийся с отдаленным шумом в индейском лагере. Иногда
кто-то громко нарушал монотонную тишину бранью, восклицанием
или смехом.
Не знаю, сколько времени прождал я возвращения индейцев --
час, два или больше. Я определял время по движению луны.
Индейцы сказали, что Холата либо покинет лагерь раньше, чем
зайдет сияющий диск луны, либо останется. Часа через два все
выяснится, и я буду свободен. Мне пришлось весь день пробыть на
ногах, и я устал до полусмерти. Среди обломков скалы у самого
озера я отыскал камень поудобнее и опустился на него.
Я устремил взгляд на озеро. Половина его лежала в тени, на
другую падали серебряные лунные лучи и, пронизывая прозрачную
воду, освещали ее так, что видны были белые раковины и светлая
галька на дне. Вдоль линии, где встречались свет и тьма,
вырисовывались силуэты благородных пальм. Их высокие стволы и
пышные кроны, казалось, уходили далеко вниз, к самым глубинам
земли, как будто они принадлежали к другому, более
блистательному небосводу, лежащему у моих ног. Пальмы,
отраженные в воде, росли на холмистом гребне, который
простирался вдоль западного берега озера и заслонял лунный
свет.
Некоторое время я сидел, глядя на это подобие небосвода, и
глаза мои машинально следили за огромными веерообразными
верхушками пальм. Вдруг я вздрогнул, заметив на поверхности
воды чье-то отражение. Этот образ, или, скорее, тень, внезапно
появился среди стволов пальм. Это была, очевидно, человеческая
фигура, хотя и увеличенная в размерах... да, без сомнения,
человеческая, но не мужская.
Маленькая, ничем не покрытая голова, изящная покатость
плеч, мягкие, округлые очертания стана и длинная широкая
одежда, складками ниспадавшая на землю, -- все это убедило
меня, что передо мной женщина. Когда я впервые заметил ее, она
шла между рядами пальм. Вскоре она остановилась и несколько
секунд стояла неподвижно. Тогда-то я и заметил, что это
женщина. Моим первым побуждением было повернуться и взглянуть
на ту, чье отражение было так привлекательно. Я находился на
западной стороне озера, и холмы простирались позади меня, так
что я не мог видеть ни их вершин, ни пальм. Даже поднявшись с
места, я все равно ничего не мог заметить, потому что огромный
дуб, под которым я сидел, заслонял мне весь вид. Я быстро
сделал несколько шагов в сторону и увидел вершины холмов и
пальмы. Но женщина скрылась. Я пристально оглядывал холмы, но
там никого не было. Я видел только веерообразные кроны пальм.
Затем я снова вернулся на свое место и стал глядеть на воду.
Пальмы так же отражались в воде, но отражение женщины исчезло.
В этом не было ничего удивительного. Я решил, что это не
галлюцинация. Просто кто-то был на холме -- очевидно, женщина
-- и сошел вниз, под тень деревьев. Это было естественное
объяснение, и я им удовлетворился.
В то же время безмолвный призрак не мог не возбудить во
мне любопытства, и вместо того чтобы сидеть, отдаваясь
мечтательным размышлениям, я встал, озираясь кругом и
напряженно прислушиваясь.
Кто могла быть эта женщина? Конечно, индианка. Белая
женщина не могла очутиться в таком месте в такое время. Да и по
одежде это, несомненно, была индианка. Что же делала она здесь
одна, в этом уединенном месте?
На этот вопрос нелегко было ответить. Впрочем, тут не было
ничего странного. У детей лесов время движется по-иному, не
так, как у нас. Ночь, так же как и день, может быть заполнена
делами и развлечениями. Ночная прогулка индианки могла иметь
свою цель. Может быть, она просто вздумала выкупаться... А
может быть, это влюбленная девушка, которая под сенью
уединенной рощи назначила свидание своему возлюбленному...
Внезапно боль пронзила мое сердце, как отравленная стрела:
"А вдруг это Маюми?"
Трудно передать словами, как неприятно подействовала на
меня эта мысль. Уже весь день я находился под впечатлением
тяжелого подозрения, возникшего у меня после нескольких слов,
брошенных в моем присутствии одним молодым офицером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133