Банда плохо вооруженных оборванцев! Им и боеприпасов-то, верно, не хватит…
Складывалось впечатление, что он ждал ответа. Но ей нечего было возразить, ибо Миртль не была осведомлена о положении дел. Ее молчание заставило отца спросить прямо:
— Сколько у них артиллерии? Ведь, в конце концов, все решает артиллерия. Сколько у них пушек, что они так самоуверенны? Ну, что? Нечего сказать! — В его словах слышался вызов, и если бы она обладала информацией, то доказала бы, что его презрение неуместно. Как бы то ни было, она вынуждена была ответить, что не знает.
— Она не знает! — недобро воскликнул сэр Эндрю. — Ха! И ты хочешь меня убедить, что это отродье способно остановить британскую армию!
— Точно такое же отродье остановило вашего Бургоня, — сказала уязвленная насмешками Миртль.
Отец пришел в неописуемую ярость, и она пожалела о своей колкости. Но тот быстро остыл и под конец был с нею даже ласков, просил поскорее приходить и стоически вынес прощальный поцелуй.
Спускаясь по лестнице, Миртль увидела со спины мужчину, направлявшегося через холл в столовую. Он шел быстрым военным шагом. Фигура и походка этого человека были настолько знакомы Миртль, что она на секунду замерла в изумлении, а в следующее мгновение устремилась вниз по лестнице, окликая человека на бегу:
— Роберт! Кузен Роберт!
Мужчина остановился и обернулся. Миртль приблизилась к нему… и тут же отпрянула, пораженная. У этого человека были длинные черные волосы, свисавшие, как уши спаниэля, «индейский» загар и странный, бессмысленный взгляд, в котором, казалось, навсегда застыло изумление. Такое впечатление создавалось из-за полного отсутствия бровей. Нижняя часть лица незнакомца пряталась в густой черной бороде, необычайные размеры и неопрятность которой придавали ему вид человека, только что выбравшегося из лесной глуши. Одет он был в коричневое платье старомодного покроя из сукна домашней выделки, какой предпочитают квакеры. Квакерскими были также круглая черная шляпа, льняная косынка на шее и стальные пряжки на тупоносых башмаках.
Он заговорил гнусавым, грубым голосом:
— Мадам, мое имя Джонатан, а не Роберт. Джонатан Нилд.
Она пристально вгляделась в его темно-карие глаза, которые флегматично уставились на нее, смутилась и сконфуженно засмеялась. Воображение сыграло с нею шутку.
— Простите, сэр. Я обозналась.
Он молча поклонился, повернулся и продолжил свой путь. Но как только он сделал несколько шагов, иллюзия вернулась. Прикованная к месту, Миртль, не отрываясь, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в столовой; но даже после этого перед глазами у нее стояла эта фигура и эта походка, неуловимо напоминавшая Роберта Мендвилла.
Внезапно ее неодолимо потянуло пойти за ним.
Он только что уселся за стол, и Римус стоял за спинкой его стула, когда она ворвалась в комнату. Нилд поднял глаза в немом вопросе. Она остановилась, как вкопанная. Невероятно. Этот человек не был Робертом Мендвиллом. Но эта спина, эта характерная осанка…
— Оставь нас, Римус, — коротко приказала она.
Негр заколебался, и его неожиданная нервозность послужила верным подтверждением ее подозрений. Римус покосился на незнакомца, показав белки глаз и, видимо, ожидая от него дополнительных указаний.
— Делай, что велят, — прозвучал гнусавый голос; Римус стушевался и нехотя вышел.
Когда они остались вдвоем, Миртль, борясь с охватившим ее волнением, приблизилась к самому столу и, стараясь говорить спокойно, спросила:
— Что все это значит, Роберт?
— Я уже сказал тебе, мадам, меня зовут Джонатан.
— Вам ни к чему повторять эту ложь, — ответила она. — Я узнала вас. Не пойму, что вы с собой сделали, но в том, что вы — Роберт Мендвилл, я уверена так же точно, как в том, что я — Миртль Лэтимер.
Он мягко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, блеснувшие в черном клубке бороды, и покачал головой:
— У тебя разыгралась фантазия, мадам. Говорю тебе, я — Джонатан Нилд, плантатор, и приехал сюда к сэру Эндрю Кэри по делам торговли.
— Ах, вот как! И чем же вы торгуете?
Она прищурилась, словно целясь из пистолета, и явная насмешка, сквозившая в ее словах и свидетельствующая о ее осведомленности, немного его насторожила. Но на его поведении это заметно не отразилось.
— Табаком, мадам. Я табачный плантатор из Вирджинии.
— Из Вирджинии. С таким произношением?
— Родился я не в Вирджинии, мадам.
— Первое правдивое слово, которое вы произнесли. Я достаточно хорошо знаю, где вы родились, и мне достаточно хорошо известно, чем вы торгуете с моим отцом. — Краска негодования залила ей щеки. — Теперь я понимаю, почему он вдруг проявил интерес к Гарри и зачем все эти вопросы об армии Линкольна, ее численности и количестве пушек. Вы — шпион, капитан Мендвилл. Вот торговля, которую вы ведете.
— Мадам, твои оскорбления меня не задевают, поскольку меня не касаются. Ты спутала меня с кем-то другим и нелепо упорствуешь в своем заблуждении.
Миртль топнула ногой.
— Хорошо же. Вам будет предоставлена возможность убедить в этом губернатора.
Угроза, к ее удивлению, на него никак не подействовала. Он развел руками и сказал с мягкой укоризной:
— Я уже сделал это, мадам. Чужеземцы не имеют права свободного въезда в эту страну, пораженную проказой безбожной войны. Ваш губернатор уже вызывал меня, и документы, удостоверяющие мою личность, лежали перед ним. Уверяю тебя, мадам, они его вполне удовлетворили.
Миртль чуть подалась вперед.
— Может быть. Но так ли они безупречны? А их изучат заново и гораздо более тщательно, как только я скажу губернатору, что узнала в вас Роберта Мендвилла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120