Петр . Покудова не будет вечного мира, покоя нам нет ни на море, ни на суше. Не в шведах беда, – в тех, кто за шведами стоит.
Меншиков . Галёр надо строить больше, в них вся сила, иностранцы до этого еще не додумались. Осенью, как шведскому флоту заходить в шхеры, мы его тут бы и взяли на этих лодках.
Петр (Толстому, который с бумагами под мышкой показался из-за угла дворца). Ты зачем?
Толстой . Прости, государь, позволь тебя потревожить. (Показывает глазами на Алексея, шепчет.)

Петр, Толстой и Меншиков уходят во дворец.

Екатерина (Алексею). Что опять нос повесил? Праздник, надо веселиться. Один ты брюзжишь, что худая муха в осень.
Алексей (останавливает ее). Всех ты лаской даришь, всех озаряешь, как солнышко… Государыня…
Екатерина . Что еще? Город тебе на кормление дали, дворец тебе строят… Деньжонок, что ли, нет?
Алексей . Душа изныла. С ума схожу. Спаси, спаси… (Падает на колени, ловит губами подол ее платья.)
Екатерина . Нехорошо так, встань, Алексей Петрович.
Алексей . Спаси Ефросиньюшку.
Екатерина . Кого?
Алексей . Тогда в марте месяце Ефросиньюшку я в Берлине оставил, брюхатую. Дороги были непроезжие, и она занемогла. А Толстой меня торопил. Потом я писал и молил, чтобы ее привезли поскорее… Вчерась она приплыла из Штетина, ее с корабля взяли и прямо увезли в крепость. Толстой ей розыск чинит. Ей, бывало, грубого слова не скажешь, а ее в застенок, на дыбу… Ох!..
Екатерина . Не плачь, перестань… Ох, эти дела… Ладно уж, скажу отцу.
Алексей . Следочки твои буду целовать.
Ольга (появляясь с Антонидой). Не смей, не смей, Тонька…
Антонида . Ты лучше меня знаешь этикет!
Ольга . Царей спрашивать нельзя… Надо обиняком. (Громко.) Ах, я вне себя, ах, я в восторге!
Екатерина . Что вы, дамы?
Ольга . Кавалеры подбивают кататься на парусах, ваше величество.
Антонида . С музыкой, ваше величество.
Екатерина . С музыкой! И я хочу тоже с музыкой.

Она уходит вместе с Антонидой и Ольгой.

Буйносов (осторожно подходит к Алексею). Царевич, нынче ночью князя Вяземского взяли в железо, отвезли в крепость.
Алексей . Мне-то что, – Вяземский мне не друг.
Буйносов . Подьячий Еварлаков привезен из Москвы в цепях. Царевич, не выдавай меня.
Алексей . Я никого не выдавал, зря брешешь.
Буйносов . Бог тебя простит, как ты своих друзей перед отцом оговариваешь… Поп Филька под кнутом помер, знаешь? Юродивого Варлаама, что жил у тебя, на колесе кончили.
Алексей . Отвяжись от меня к черту, пес…
Буйносов . Я пытки боюсь. Донесешь на меня – я со страху наговорю, чего и не было… а чего и было… Помнишь, как ты кричал: «Отцу смерти хочу… Царских министров на сковороде зажарю…»
Алексей . Дьявол, дьявол проклятый…
Буйносов . Слабый ты человек, Алексей Петрович…

Алексей замахивается.

Не те времена, чтобы тебе щеку подставлять… (Уходит.)
Петр (выходя из дворца, вместе с Толстым). Алексей!
Алексей . Батюшка милостивый…
Петр . Веселые дела узнал про тебя, зон… Сын ( нем. Sohn).

(Садится.) Не однажды писал я тебе… Много тебя бранил… Сколько раз к разуму твоему, к совести твоей стучался… Ничто не успело, – все напрасно… Что ты за человек есть?
Алексей . Вашей воле я всегда покорен, батюшка.
Петр . Лжешь! Как у лютого змея, душа твоя под человечьей личиной. Молчи, зон, лучше слушай. Я не щадил людей, я и себя не щадил, ибо нужно было много сделать… Что не домыслил, что дурно сделано, – виноват. Но за отечество живота своего не жалел. Ты ненавидишь дела мои… Молчи, молчи, зон… Ты ненавидишь все сделанное нами и по смерти моей будешь разорителем всех дел моих. Более верить тебе не могу. Да и хотя бы и захотел поверить – тебя принудят к оному любезные тебе иноземцы, да свои – бояре, да попы ради тунеядства своего… Говорим мы в последний раз… Помысли ж, как могу тебя, непотребного, пожалеть, – не станет ли жалость отцовская преступлением горшим перед людьми, перед отечеством!
Толстой . Алексей Петрович, по вашем прибытии государь поверил, что вы ему все, как на исповеди, открыли.
Алексей . Все, все открыл… Я всех выдал… Одного запамятовал – князя Буйносова.
Толстой (усмехаясь). Сей нам известен.
Алексей . Батюшка, окажите милость последнюю Дайте мне согласие на брак с Ефросиньей.
Петр . С Ефросиньей?
Толстой . Курьезите!
Петр . Нет, на брак я тебе согласия не дам.
Алексей . В монастырь меня хотите? Молод я еще для схимы.
Петр . Нет, и не в монастырь. (Толстому.) Прочти ему.
Толстой (читает). «На розыске жившая с царевичем девка Ефросинья сказала за собой „слово и дело“.
Алексей (болезненно вскрикнул). Сама сказала? Нет! Не поверю.
Толстой . «Вышеназванная девка сказала – царевич-де говаривал в Неаполе часто: „Меня-де австрийский император любит, он мне войско даст, и английский король меня любит, и турецкий султан обещал помочь“. И еще говаривал: „Хотят, чтоб я отрекся от престола, – я любое письмо дам, это-де не запись с неустойкой, дам, да и назад возьму… А мне только шепнуть архиереям, архиереи шепнут попам, а те прихожанам, все обернется, как я захочу… Меня чернь любит“. И говорил еще: „А захотят сослать в монастырь – я пойду: клобук не гвоздем к голове прибит…“
Петр . Ты говорил все это?
Алексей . И не говорил, и не думал, и во сне не видал.
Петр . Лжешь, зон, лжешь… Сам я не отважусь такую тяжкую болезнь лечить… Посему вручаю тебя суду сената.
Алексей . Смилуйся!.. Поверь в последний раз… Оправдаюсь…
Петр . Стража…
Толстой . Господин поручик.

Федька появляется, на нем унтер-офицерский мундир.

Федька . Здесь.
Петр . В железо его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182