Мамка, опять этот человек, что за наказанье!

Иван по-положенному прикладывается к иконе, потом встает близко от Анны.

Мамка, у него глаза черные…
Мамка . А ты гляди на огоньки, лапушка, думай про доброе…
Анна . Помнишь, – нагадала мне про черные глаза?.. Мамка, а может, это – Кудеяр-разбойник, уйдем-ка лучше…
Мамка . Он смирно стоит, и кафтан на нем хороший, – купец какой-нибудь…
Анна . Мамка, как дышит, боюсь…
Мамка . Чай, горе какое, вот и дышит, бога просит.
Анна . Он на меня дышит, да глядит, да жарко…
Иван . Анна, не бойся меня…
Анна . По имени назвал…
Мамка . Господи помилуй!
Иван . Голубка… Сердце себе ножом вырежу, тебя не трону, не страшись…
Анна . Ох, грех какой, чего тебе надо-то? Помочь, что ли?
Иван . Дитя безгрешное… Вели мне уйти, вели, вели.
Анна . Лучше я уйду от тебя… Ты не хмельной ли?
Иван . Любовным зельем опоен…
Анна . Ой! Отойди от меня, бесстыдник…
Иван . Огонь чрево пожирает, – сердце стонет… Искушение мое… Заря прекрасная… Царство небесное променивают на такую красу…
Анна . Постой, ты про кого говоришь-то?
Иван . Про тебя, невинная…
Анна . Про меня? Ой, мамка, уйдем скорее…
Мамка (Ивану). Бесстыжий ты человек, а еще одет чисто…

Анна и за ней мамка уходят вперед, за колонны.

Иван . Пойди, пойди, умойся росой, утрись светом…

Входит Мстиславский. Иван быстро проходит вперед, за колонны, вслед за Анной.

Мстиславский (оглядывается). Поздненько, поздненько, надо бы уж им быть… (Подпевает голосу дьячка, прикладывается к иконам.)

Входит Оболенский, также осматривается, крестится.

Оболенский. Ты один, князь Иван Федорович?
Мстиславский. Человек какой-то еще здесь, – не наш…
Оболенский. Отойдем к притвору… Ах, ах… Ночь я не спал, ворочался, – истома, докука…
Мстиславский. Всех нас думы гложут, Дмитрий Петрович…
Оболенский. Ты посуди: село Бородино у меня отняли под опричнину, можайские вотчины на куски поделили, опричникам пожаловали, из города Дмитрова меня выбили. Ныне сижу, как пес голодный, на двух деревеньках, и те не отческие, а купленные… Землю мне, видишь ты, царь отвел за Рязанью, – пустоши великие в степи… Не поеду я за Рязань!
Мстиславский. Тише гуди, Дмитрий Петрович, тайну соблюдай…
Оболенский. Князя Репнина царь вконец разбил и оголодил, да и зарезал потом… Князя Ретшика… разбил и оголодил, да и зарезал потом… – Князь М. П. Репнин отказался участвовать в скоморошьих плясках, сорвал с себя надетую Иваном IV маску и растоптал ее. Через несколько дней был убит по приказу царя в церкви.

Мне что остается? Плюнуть ему в глаза, как князь Репнин, – разорил, на теперь – режь меня…
Мстиславский. А тебе бы делать, как делает братец твой двоюродный, Иван Петрович Челяднин.
Оболенский. А как это?
Мстиславский. Он вотчины свои жертвует монастырям и жертвенные листы пишет особенные, – не навечно, а на небольшой срок…
Оболенский. Кто же его так надоумил?
Мстиславский. Князь Курбский ему письмо прислал, так посоветовал…
Оболенский. Ох ти!
Мстиславский. Хоть не Ивану Петровичу, а уж детям его вернутся вотчины-то.

Входит Челяднин.

Челяднин . Князь Иван Федорович, князь Дмитрий Петрович, просил я вас быть к обедне поранее ради великого дела. Тайно приехал один человек с письмами от короля Сигизмунда Августа и князя Андрея Михайловича Курбского. …с письмами от короля Сигизмупда Августа и князя Андрея Михайловича Курбского. – Челяднину, Вельскому, Мстиславскому, Воротынскому были тайно переданы грамоты польского короля Сигизмунда и литовского гетмана Ходкевича, в которых им предлагалось бежать от расправы Грозного.

Я эти письма читал и готов вам показать, да и сжечь их нужно…
Оболенский. Приехал-то что за человек?
Челяднин . Надежный. Он с Курбским тогда отъехал в Польшу, – Юрий Всеволодович Козлов, княжий постельничий… Послушайте его и удостоверьтесь, – воистину ли хочет Сигизмунд Август нам помочь.

Входит Козлов, одетый в суконный купеческий кафтан. У него сухощавое, злое, презрительное лицо с плоскими усиками и небольшой бородкой. Подойдя к Челяднину, он, не здороваясь, прикладывается к иконам.

Оболенский. Он?
Челяднин . Он.
Козлов (говорит, глядя на икону). Все еще думаете, князья, бояре! А царь вам по одному головы сечет. На Земском соборе не могли отстоять мира, войну приговорили. Спасибо! Московские купцы уж деньги собирают царю в кошель… А вы – потомки князей удельных – только рукавами машете, – ахти да ахти… Смеются над вами в Польше и Литве…
Оболенский. Что ты! Над нами смеются?.. Врешь!
Мстиславский. Вольной шляхте легко смеяться. У нас рот запечатан.
Козлов . Все вы стали смердами царя Ивана, в шутовские колпаки обрядились…
Оболенский. Опомнись! Кому ты говоришь!.. Пес!..
Челяднин . Не кричи на него, Юрий Всеволодович от великой обиды говорит… Правду говорит…
Козлов . Хожу по Москве, земля сапожки жжет. На Красной площади – плахи да колеса на шестах – в чьей крови? В вашей, князья. Вами сыты вороны, галки московские, – крик-то какой птичий – уши заткнешь да прочь бежать! Один волостель на Москве – царь Иван с опричниками! Ах, стыдно! Ах, обидно!
Мстиславский. Творится небывалое, – все мы ждем конечного разорения.
Оболенский. Постыдил – и будет, без тебя сыты стыдом-то. Дело говори.
Козлов . Сигизмунд Август послал меня к вам и велел сказать: королевское ухо преклонилось к вашим страданиям, король готов помочь, ежели вы сами начнете…
Оболенский. Чего мы начнем?
Козлов . Мятеж.
Оболенский. Ахти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182