Все это, отец мой, терпимо… Одного не могу снести – вчера за ужином подали шампанское, пили за здоровье жениха и невесты, и вдруг такой пассаж… Девица-невеста в доме, а он, невзирая ни на что, эту шельму в кабинет привел…
Клавдий . Эх – вы…
Тараканов (Клавдию). Ты что… порядку не знаешь?
Клавдий . Пусть до конца говорит, потом я…
Квашнева . Видел? Ответить нечего… Уселся с этой дрянью, вот здесь чай пить, и то она, то он высунутым языком дразнят. Софьюшка до сих пор слезами ревет.
Клавдий . У вас бред, Марья Уваровна.
Квашнева . Это ты бредишь, у тебя и глаза мутные.
Тараканов . Действительно, дело серьезное… Погодите тарантить… Разберусь, подумаю… Капель!
Квашнева . Нил!
Нил (входит с подносом). Дядья приехали… (Уходит.)
Квашнева . Батюшки, где у меня Софья, – встретить некому… (Бежит к выходу.) Сейчас, сейчас! (Ушла.)
Тараканов (Клавдию). Как же ты это… сдрейфил?
Клавдий . Дядюшка, я никому не хочу зла; просто очень тяжело; жизнь вдруг стала важной и сложной, а заставляют жениться… Пожалейте меня, отпустите…
Тараканов . Я холостой и ты холостой, нехорошо… ты в роду последний, над собой права не имеешь…
Клавдий . Нет, имею…
Тараканов . А я говорю – нет…

Входят Носакин, Фока и Кобелев.

Носакин . Ну вот – ехали, ехали и доехали… (Сыну.) Фока, улыбнись Вадиму Вадимычу. Как ваш желудок?
Тараканов . С желудком швах. Что не заедешь?
Носакин . Фоку не могу ни на минуту с глаз спустить… А везти к вам опасно…
Тараканов . Привози, ничего… (Кобелеву.) Ну, а как ты?

Носакин подходит к Клавдию.

Кобелев . Я прямо с веялки, нашу управскую выписал, отлично работает… даже не успел помыться… Что – опять неприятности?
Тараканов . Клавдия и Соньку на смычок… норову много; Квашнева одна не сладит.
Кобелев . Та, та, та! Женить его, женить!.. (Наклоняется к уху.) А знаешь, из-за чего все это?
Носакин (Клавдию). Что грустен, родной? Все думаешь?
Клавдий . Все думаю.
Носакин . Счастливые не думают. А ты ценишь ли свое счастье как надо?
Клавдий . Я рад вас видеть…
Носакин . Это что за новая мода… Откуда «вы». «Ты», кажется, всегда было. Ах ты забывчивый!
Клавдий . Спасибо. Ты вникни… Я расскажу подробно… Началось это… Идем к окну… Идут. Клавдий рассказывает.
Кобелев (Тараканову). Уверяю тебя – и ко мне заезжала… Страховой агент, и препикантна…
Тараканов . Призвать надо… Погляжу. Пикантна, говоришь?
Кобелев . Из-за чего бы Клавдий на стену полез?
Тараканов . Да… Зря не полезет.
Кобелев . Приезжает ко мне под вечер, дождик страшный; я ведь на холостом положении; думал, думал – оставил ночевать – а сам глаз не могу сомкнуть. Понимаешь, в ней есть что-то такое… Вышел со свечкой в коридор, дверь у нее отворена, она спит на кровати… Ну, чтобы ты сделал? Честное слово даю – не струсил, но вернулся… ведь я грязен, mon cher, Мой дорогой (фр.).

как помазок, – весь день верчусь: то в амбары, то на скотный; послушал бы, как я с мужиками ругаюсь… Прибежал к себе, взялся вот так… и час проклял, когда управляющего прогнал… Ведь не брать же мне ванну среди ночи!
Тараканов . Компрометируешь сословие, возьми управляющего…
Кобелев . Ах, не расстраивай, mon cher.

Входит Квашнева, ставит портрет к стене, здоровается.

Носакин . Добрейшая Марья Уваровна, ручки, ручки, позвольте. А вот мой Фока.

Фока кланяется.

Квашнева . Какой балбес вырос.
Фока (угрожающе). Папаша!
Носакин . Молчи, терпи, Фока…
Квашнева (Кобелеву). Ну, спасибо, спасибо, приехал.
Кобелев . Прямо от веялки оторвали, матушка; не пеняй, если грязен.
Квашнева . И верно. В бороде целый ворох… Ну, все равно, поцелуемся. Что жена?
Кобелев . Телеграфирует из Парижа: «Сезон начался – вышли тысячу». А у меня хлеб не продан…
Квашнева . И нипочем не высылай. Вернется.
Кобелев . Сохрани бог…
Тараканов . Капель!..
Квашнева . Нил, водки! Господа, садитесь… Вадим Вадимыч, садитесь… Просила я вас приехать для того, чтобы рассудить меня с племянником моим, Клавдием Петровичем. Записки мои прочли, с делом ознакомились, жених перед вами, что думаете, говорите…
Носакин . Я скажу… Клавдий мне растолковал. Я вот как рассуждаю: Софьюшка – Марьи Уваровны дочь, девица отменная, и я бы за счастье почел быть ее свекором… Ведь Фока мой – поглядите на него – учиться нипочем не хочет, только дерется со всеми да грубит, силы у него неестественно много. В Симбирске, например, повыдергал на бульваре все скамейки с корнем.
Квашнева . Ты на другое сбился, Алексей Алексеевич, о Фоке не горюй, за него всякая дура пойдет…
Носакин . То-то, что не всякая, страшен очень… Как ухватит предмет тяжелый, – так душа у меня вон со страху.
Фока . Не срамите, папаша, я уйду.
Носакин . Фока, сиди, пожалуйста; я вот к чему – думает и думает Фока мой о Софьюшке; сегодня, как узнал про ее обручение – ухватил угол на крыльце, да так все и своротил на сторону. Поэтому я рассудил – Клавдий, если отказывается, имеет резон, принимая в расчет наше с Фокой счастье. Бобылями ведь живем.
Клавдий . Конечно… Не понимаю, чем я лучше Фоки? Если он так чувствительно любит, я не хочу мешать его счастью.
Квашнева . Фоку боюсь и дочь за него не отдам… Разговор кончен.
Тараканов . Резонно!
Кобелев . Действительно, Алексей Алексеевич, ты немного не на ту тему. Я только что высказал Вадиму Вадимычу мое мнение. Так. Женщина, господа, должна быть равноправна – это труизм. Избитая истина (англ. truism).

Всеобщий конституционный строй, небывалый подъем техники, движение суфражисток…
Квашнева . Понес!
Кобелев . И цетера, и цетера… И прочее, и прочее (лат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182