Никто не узнал Стивена Майлса. Хотя… иногда, когда он проходил мимо группок людей, те на миг умолкали. Может быть, они были разочарованы, что этот эрзац-дирижер, которого пригласили буквально в последний момент, был сегодня явно не в ударе?
Какая-то хорошенькая молодая студенточка потянула его за рукав. Автограф. Он подписал ей программку, придумав экспромтом какой-то незамысловатый текст, и пошел в дальнюю часть сквера, где было меньше людей.
Теперь - Старуха. Вся в черном. Лицо закрыто вуалькой.
- Herr Майлс…
- Простите, я занят. Мне надо сосредоточиться перед последним актом.
Да. Ему действительно надо сосредоточиться. Потому что в последнем акте вагнеровской “Гибели богов” представлена - ни много ни мало - гибель вселенной. В огне. Именно из-за этой сцены - когда Валгалла сгорает в пламени - он еще подростком влюбился в Вагнера. Сразу и навсегда.
- Herr Майлс, вы меня не помнить? - Она подняла вуаль и откинула ее на шляпку.
Такая старая, хотя… она казалась старухой уже тогда…
- Фрау Штольц!
- Простите, но я продолжать по-немецки, - сказала она и продолжила уже на немецком. - Я узнала, что вы приехали к нам в Германию, и не могла не прийти на ваше представление… после стольких лет. - Она не улыбалась. Он знал, что ей хочется поговорить про Конрада, но она не назвала его имени. Он решил сам поднять тему.
- Я ездил в Тауберг, фрау Штольц, на могилу вашего сына. Вы теперь там не живете? - Он тоже перешел на немецкий.
- Нет. Теперь я живу в Мюнхене. - Она взяла его под руку и повела прочь от толпы матрон в пышных вычурных туалетах, которые громко - чуть ли не на весь сквер - высказывали свое мнение об опере, явно желая показать окружающим, как тонко они разбираются в музыке, и даже пытались напевать тему “спасения любовью” из третьего акта. Они прошли мимо розовых кустов, к мраморным солнечным часам. - Я слушала по радио вашего Малера и посмотрела в афише, когда вы выступаете в Байрёте. Вы говорили, вы видели его могилу? - спросила она, подозрительно глядя на Стивена.
- Нет, я ее не видел. Ее там нет.
- Я так и знала!
- Вы что, так ни разу и не были в Тауберге, за все тридцать лет?
- Нет! - выдохнула она как-то уж слишком поспешно. - Я… сильно болела.
- Да? - спросил Стивен, пытаясь изобразить участие, хотя на самом деле ему сейчас больше всего хотелось побыстрее отделаться от этой старухи, явно выжившей из ума. Уже тогда, тридцать лет назад, она вела себя, мягко скажем, неадекватно. Взять хотя бы ее бредовые монологи по поводу сатанинского происхождения юного Конрада.
- Да, Herr Майлс, я очень сильно болела. Я была в сумасшедшем доме.
Теперь ему стало искренне ее жаль. Он знал, что это такое. Он помнил… то место, куда его определили лечиться от пиромании… и только одна Карла Рубенс как будто его понимала. Но теперь она уже не понимает.
- Что-то вы вдруг погрустнели, - заметила фрау Штольц, но без всякого интереса.
- Я тоже… лечился от умственного расстройства.
- Теперь я здорова. Мне надо было с вами увидеться. Мне надо сказать вам одну вещь…
- Фрау Штольц, где могила вашего сына?
- У него нет могилы. Он не умер.
- Но я его видел… эта рана в груди… кажется, кто-то пытался проткнуть ему сердце заостренной ножкой от табуретки? Человек, который его убил, был большим оригиналом. - Стивен невольно поежился.
- Я это сделала! Я!
Он отпрянул.
- Я сделала все, что могла. Сначала я пробовала чеснок и распятия, но он их не боялся. - Фрау Штольц подалась вперед, оттесняя Стивена к зарослям роз.
- Чушь какая-то, суеверные бредни! Двадцатый век на дворе… - Стивену вдруг стало страшно.
- Я должна была это сделать, должна. Я сама заострила ножку от табуретки. Подобралась к нему, когда он спал. Неужели вы не понимаете? Каждый вечер, когда он приходил из театра, у него на губах была кровь. Вы думаете, я не знаю, чем он там занимался с этой фрейлин Ротштейн?
Она оттеснила его уже почти в самые заросли. Стивен хотел увернуться, чтобы не вломиться в кусты. Фрау Штольц схватила его за руку и проговорила, дыша прямо в лицо:
- Я потому что следила за ним. Я знаю. Это был не ребенок, а дьявол! Я просто хотела кому-то помочь, когда моего сына убили… но нет. За всю мою боль и страдания мне достался не нормальный, приличный ребенок, а вампир!
- Вампир…
- Это я его убила, я… а когда я сказала, что это я, меня увезли в сумасшедший дом… а врачи говорили, что это бред и что это было немотивированное убийство… какой-то сумасшедший маньяк… в городе уже были подобные случаи, свернутые шеи и колья в сердце… а я сказала, что это был Конрад… кто убил тех, других… а они стали меня убеждать, что я ошибаюсь… они все расспрашивали меня о моем детстве и нашли какие-то детские травмы, о которых я даже не подозревала, что они у меня были… и в итоге они меня убедили и выпустили из дурдома.
- Мне надо идти.
- Он жив, и вы должны его уничтожить. Его надо убить, а вы - единственный человек, который мне может поверить. Я вас умоляю. Убейте его, Herr Майлс, убейте!
- Фрау Штольц…
Но она уже развернулась и пошла прочь по безукоризненно скошенной лужайке с изящными парковыми скамейками и зелеными скульптурами из фигурно подстриженных кустов. Солнце светило вовсю. Суровые чопорные манеры и траурное одеяние фрау Штольц совершенно не вписывались в окружающую обстановку, пронизанную светом. Как будто она попала сюда из другого времени. У Стивена было странное ощущение, словно они с ней встретились на пересечении прошлого и настоящего.
Вдалеке громыхнула музыка, Вагнер… надо бы поторопиться. В байрётском оперном нет звонков к окончанию антракта. Здесь, вместо того чтобы звонить, играют фрагменты из самой оперы, какие-то избранные лейтмотивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133