А потом он выедет на сцену на таком небольшом, типа игрушечном, паровозике, и еще мы поднимем его вместе с роялем над сценой… как бы на гелиевых воздушных шарах, хотя, конечно же, не на шарах…
- Вот бы так сделать в оперном театре, - сказал Стивен, вспомнив огонь, которым зажглось море. - Представьте финал вагнеровского “Кольца Нибелунгов”…
- Лазерная голография, - благоговейно проговорила Мисси. Солнце взошло. Рабочие сцены уже вовсю стучали молотками, закрепляя декорации и технические леса для прожекторов. С дороги за стадионом доносился шум автомобилей, который мешался с шепотом морского ветра. Вроде бы ничего особенного, но было что-то тревожное в этом гуле, составленном из таких разных звуков. По команде Мисси видеотехники выдали очередную серию голографических образов, которые как бы рождались из моря: поезд, несущийся прямо на зрителей, из кабины машиниста выглядывает смеющийся Тимми.
- Это “Пьющие кровь”, новая видеоигра. Мы взяли оттуда кое-какую графику для видеоклипов. Мы снимаем шесть клипов Тимми для нашего кабельного канала Stupendous Cable, и…
- Видеоигры? - задумчиво переспросил Пратна. - Можно устроить, чтобы мне переслали несколько сотен в мой таиландский дворец? А то у меня жены в гареме скучают… вот пусть развлекутся.
- Но, ваше высочество… это же стоит…
- Да, ерунда. - Принц выразительно помахал бумажником. - У меня кредитная карточка… как там… American Express. - Стивен понял, что он действительно играет в этакого могущественного восточного властелина. И надо сказать, у него это здорово получалось. - Но я прошу… нет, я прямо настаиваю, моя милая мисс Пальват, чтобы вы взяли себе тысяч десять - двадцать. Примите их в знак моего уважения.
- Принц… - смутилась Мисси. - Вам не кажется, что это немного слишком?
- Для меня это пустяк, поверьте. - Пратна убрал в карман пропуска за кулисы, которые им дала Мисси. - Может, вместе позавтракаем?
- Ну, я… - Стивен заметил, что эта претенциозная барышня уже подпадает под чары Пратны, который, надо признать, обладал обаянием, поистине неодолимым. - Я… Господи, я себя чувствую, словно попала в “Король и я”.
- Так оно и есть, моя милая, так оно и есть. - Пратна развернул кресло Мьюриел и покатил его к выходу. Следом шел Локк, мрачный и совершенно бесстрастный. За ним покорно плелась Мисси.
На половине пути по проходу Пратна развернулся и крикнул Стивену:
- Ты идешь или нет?
- Нет, - сказал Стивен. - Я, пожалуй, пока останусь… хочу еще посмотреть на эти спецэффекты. Огонь плясал на воде.
память: 1942
Сумерки, черный кот прыгает вниз с крыши низенького деревянного домика…
Солнце садится. На фоне заката - черные силуэты: повешенные. Тела легонько покачиваются на ветру. Черный кот - он же мальчик-цыган Эмилио - слышит струнный квартет. Звуки доносятся издалека. Из-за каменной стены, что окружает сад коменданта. Он видел сад: пролетал над ним в облике ворона и даже спускался помыть свои черные перья в каменной ванночке для птиц. С высоты этот зеленый сад в окружении черных клубов дыма и сваленных в кучи трупов кажется изумрудом на пупке чернокожей танцовщицы.
Его тянет в сад. Его влечет музыка. Медленные переливы моцартовской “Eine kleine Nachtnwsic”. Он слышит каждую партию. Вот первая скрипка выводит длинные фразы ведущей мелодии, которая не заглушает - для него одного, потому что он проклят способностью слышать - диссонансные вкрапления человеческих голосов. Предсмертные крики из газовых камер, настолько заглушенные и смягченные расстоянием и барьерами каменных стен в стальной оплетке колючей проволоки, что они кажутся чуть ли не отголосками Моцарта, чуть ли ни темой скрытого резонанса. И он знает, что музыканты тоже обречены на смерть.
В стене - ворота. Охранник стоит на страже. Эмилио мяукает и обметает хвостом его сапоги. Солдат опускается на колени, чтобы его погладить. Мальчик с угрюмым серьезным лицом подходит к воротам с той стороны.
- Что там, котик? Иди сюда, кис-кис-кис… - Охраннику он говорит: - Только не говорите папе, а то он будет ругаться. Скажет, чтобы я его отдал доктору Швейц… чтобы она его тоже сожгла вместе со всеми евреями.
Он осторожно берет кота на руки, и они входят в сад.
Эмилио чувствует запах крови. У этого мальчика сладкая кровь, горячая. Внутри шевельнулся голод. Но сейчас пить нельзя. Сейчас надо хранить спокойствие. Медленная и торжественная мелодия теперь сменяется более страстной и нервной музыкой, в которой сквозит неизбывная грусть и которая буквально вгрызается в мозг, будоражит и ужасает. Как будто испугавшись резкой смены ритма играющей музыки, Эмилио спрыгивает с рук мальчишки и сигает в кусты, где без труда сливается с темнотой.
Слышны голоса. Говорят на немецком. Скитаясь с цыганами из страны в страну, он поднаторел в языках. И по-немецки он кое-что понимает. Немного, конечно, но все-таки…
Голоса:
- Да, герр комендант. Я твердо убеждена. У них другой порог боли, не такой, как у нас. Я провела серию экспериментов… - Женский голос. Теперь он видит ее. Строгая чопорная блондинка, востроносая, в лабораторном халате.
Ее собеседника он не видит. Его скрывает ствол яблони. Но голос у Него приятный, мягкий и выразительный - голос истинного джентльмена:
- Я не очень вас понимаю, Швейц. Что вы задумали?
- Одно небольшое устройство по типу тех, что когда-то использовала испанская инквизиция…
- Очаровательно, доктор Швейц. И Моцарт… очень изысканно, правда?
- Музыканты, как я понимаю, из заключенных, герр комендант?
- Разумеется. Но как играют, подумать только. Да, у нас в Ульме жизнь далеко не столь утонченная и элегантная. Поразительно, как они хорошо играют, хотя и евреи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133