До нашего Паладиона и после
него литературной единицей, принятой авторами в совокупное владение, бы
ло слово или, самое большее, ходячее выражение. Центоны
Центон (от
лат. cento Ц одежда или покрывало, сшитое из лоскутов) Ц стихотворение,
составленное из стихов одного или нескольких поэтов.
византийца или средневекового монаха, заимствуя целые стихи, мало
чем расширили эстетическое поле. В нашу эпоху значительный фрагмент из «
Одиссеи» служит вступлением к одной из «Песен» Паунда, и всем известно, ч
то в творчестве Т. С. Элиота встречаются стихи Голдсмита, Бодлера и Верлен
а. Паладион уже в 1909 году пошел дальше. Он, так сказать, аннексировал целый о
пус, «Заброшенные парки» Эрреры-и-Рейссига. Известно его признание, обна
родованное Морисом Абрамовицем
Абрамовиц Морис (1901 Ц 1981) Ц друг юн
ости X. Л. Борхеса.
, открывающее нам трепетную тщательность и беспощадную строгость,
с какими Паладион неизменно относился к тяжелому труду поэтического тв
орчества: «Заброшенным паркам» он предпочитал «Сумерки в саду» Лугонес
а Луго
нес Леопольда (1874 Ц 1938) Ц аргентинский прозаик и поэт, один из основоп
оложников модернизма.
, но не считал себя достойным присвоить их, и, напротив, он признавал,
что книга Эрреры соответствовала его тогдашним возможностям, ибо ее стр
аницы вполне выражали его чувства. Па-ладион снабдил их своим именем и от
дал в печать, не убрав и не прибавив ни одной запятой, Ц этому правилу он и
впредь оставался верен. Таким образом, на наших глазах свершилось важней
шее литературное событие нашего века: появились «Заброшенные парки» Па
ладиона. Разумеется, книга эта была бесконечно далека от одноименной кни
ги Эрреры, не повторявшей какое-либо предшествующее произведение. С той
поры Паладион приступает к задаче, на которую до него никто не отваживал
ся: он зондирует глубины своей души и публикует книги, ее выражающие, не ум
ножая и без того умопомрачительный библиографический перечень и не под
даваясь суетному соблазну написать хоть единую строчку. Непревзойденн
ая скромность Ц вот что отличало этого человека, который на пиршестве, п
редоставленном восточными и западными библиотеками, отказывается от «
Божественной комедии» и «Тысячи и одной ночи» и, человечный и радушный, с
нисходит до «Фиванок» (вторая серия).
Умственная эволюция Паладиона не вполне прояснена: например, никто еще н
е определил, какой таинственный мост связывает «Фиванок» и т. п. с «Собако
й Баскервилей». Со своей стороны, мы дерзнем выдвинуть гипотезу, что подо
бная траектория вполне нормальна и свойственна великому писателю, Ц он
превозмогает романтическое волнение, дабы увенчать себя напоследок бл
агородной ясностью классического стиля.
Надобно заметить, что Паладион Ц не считая немногих школьных реминисце
нций Ц не знал мертвых языков. В 1918 году он, скованный робостью, ныне трога
ющей нас, опубликовал «Георгики» в испанском переводе Очоа. Год спустя, у
же осознав свое духовное величие, он отдал в печать «О дивинации» на латы
ни. И какой латыни! Латыни Цицерона!
По мнению иных критиков, публикация Евангелия после текстов Цицерона и В
ергилия Ц своего рода отступничество от классических идеалов; мы же пре
дпочитаем видеть в этом последнем шаге, который Паладион так и не сделал,
духовное обновление. А в целом Ц таинственный и ясный путь от язычества
к вере.
Всем известно, что Паладиону приходилось оплачивать собственными день
гами публикации своих книг и что скудные тиражи никогда не превышали три
ста Ц четыреста экземпляров. Все они мгновенно расходились, и читатели,
которым щедрый случай вложил в руки «Собаку Баскервилей», очарованные н
еподражаемо личным стилем, жаждут насладиться «Хижиной дяди Тома», веро
ятно, уже introuvable, недоступной. По этой причине мы приветствуем инициативу гр
уппы депутатов из самых различных слоев, которые хлопочут об официально
м издании полного собрания сочинений самого оригинального и разнообра
зного из наших litterati
Литераторов (ит.).
.

Вечер с Рамоном Бонавеной

За всякой статистикой, всяким чисто описательным или информативным тру
дом кроется великолепная и, пожалуй, безумная надежда, что в бескрайнем б
удущем люди, подобные нам, но более смышленые, извлекут из оставленных на
ми сведений какой-либо полезный вывод или поразительное сообщение. Те, к
то одолел шесть томов «Северо-северо-запада» Рамона Бонавены, наверняк
а не раз почувствовали возможность, вернее, необходимость чьего-либо бу
дущего сотрудничества, которое увенчает и дополнит представленное мэт
ром произведение. Спешим заметить, что эти соображения отражают нашу чис
то личную реакцию, разумеется не авторизованную Бонавеной. В тот единств
енный раз, когда я с ним беседовал, он отверг всякую мысль об эстетическом
или научном значении труда, которому он посвятил свою жизнь. По прошеств
ии многих лет вспомним тот день.
В 1936 году я работал в литературном приложении к «Ультима Ора»
«В последний час» Ц еж
едневная буэнос-айресская газета (исп.).
. Директор газеты, человек, наделенный живой любознательностью, не
исключавшей интереса к явлениям литературы, поручил мне в одно зимнее во
скресенье взять интервью у тогда еще малоизвестного писателя в его скро
мном убежище в Эспелете.
Дом его, сохранившийся поныне, имел всего один этаж, хотя на плоской крыше
красовались два балкончика и балюстрада Ц трогательные предвкушения
второго этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34