Что они делали?
– Об этом я узнал только в лагере, много позже... Давай закурим, Олежка. Где сигареты?
– Держи.
– Я был этим бомжам неровня, – продолжил через мгновение свой рассказ Банда, выпуская струйку дыма. – Это я сразу понял. Мне и себе Ахмет взял билеты отдельно, в другом конце салона.
Хитрый был, собака, психологию человека здорово знал. Сразу ставил границы – кому что можно и кто на что годен. Кстати, в Душанбе, сразу же по прилете, он запретил мне называть его Ахметкой. Или Ахмет-бей, говорит, или хозяин. Мол, так у них принято.

* * *

В Душанбе их уже встречали. На площади перед зданием аэропорта стоял армейский «Урал» с крытым брезентом кузовом и новенькая «мицубиси-паджеро». За рулем джипа сидел таджик, чем-то неуловимо похожий на Ахмета. Он бросился им навстречу и радостно обнялся с хозяином, по-восточному приветствуя его. Они оба о чем-то дружно по-своему затараторили, при этом Ахмет, видимо, рассказывая о поездке, разок кивнул на кучку бомжей и несколько раз указал на Банду, повторяя его имя.
– Знакомься, Банда, – наконец повернулся к нему Ахмет. – Это мой брат, Махмуд-бей Он тоже хозяин. Мы с ним вдвоем ведем дело.
– Очень приятно.
Сашка неуверенно пожал руку брату вербовщика, представляясь.
– Хорошо, очень хорошо. Добро пожаловать. – Махмуд оказался таким же улыбчивым и предупредительно-вежливым, как и его братец. – Надеюсь, мы хорошо поработаем вместе. Садись в машину, а мы пока рассадим этих...
Банда, устроившись на заднем сиденье «паджеро», наблюдал, как погрузили братья всех бомжей в кузов «Урала», и вскоре их маленький караван – грузовик впереди, джип чуть позади – двинулся из аэропорта, а затем по серпантину дороги вверх, в горы...

* * *

– Знаешь, какие владения-то у братьев были? – Банда со злобой сплюнул в костер. – Концлагерь настоящий. Большой дом, в котором жили братья и охрана. Там же была наша столовка – знаешь, что-то вроде клуба, охранники там просиживали все свободные от службы вечера. Потом, значит, еще два домика-барака – казармы для «зэков»...
– Для кого?
– Для «зэков». Мы так этих бомжей называли.
Их же, как только мы в лагерь заехали, в барак загнали, паспорта отобрали – и все. Мышеловка захлопнулась.
– В смысле? – Олежка ничего не понимал.
– Братья превращали бомжей в натуральных рабов. Мы и нужны были для их охраны, чтоб не разбежались. Выгодное дело так рабочих нанимать – никто не спохватится, не начнет их искать. Работали «зэки» от зари до зари, вкалывали – дай Боже.
Чуть с поля вернутся, покормят их – и снова в барак, под замок. Если что не так – в зубы, а то и вообще братья демонстративный расстрел устроят, чтоб другим неповадно было.
– Ты серьезно?
– Вполне. Концлагерь там был настоящий – вся территория «колючкой» обнесена, вышка сторожевая в углу – все, словом, как положено... Знаешь, Олежка, давай еще выпьем, а то как-то хреново мне.
– Давай, конечно.
Они снова выпили, и Банда продолжил свой страшный рассказ.
– Я там охранником был. Мне сразу же выдали камуфляж, «калашник»...
– Ого! – Востряков от удивления даже присвистнул.
– Да, Олег, у них там все очень серьезно было.
– А как же власти? Милиция?
– Ты что, забыл? Какая там милиция?.. А, черт, я сам забыл – ты же сразу из Афгана в госпиталь попал, порядков местных не видел... Нет там советской власти. Там есть власть клановая, семейная.
Есть власть денег. Есть власть силы. Есть, правда, слабее немного, власть традиций, старейшин. Но и то только в кишлаках.
Банда снова закурил, и по прыгавшему в темноте огоньку сигареты Востряков понял, как волнуется, переживая все это заново, его друг.
– Короче, стал я охранником. Водил бомжей в горы, охранял по ночам территорию... Там, в горах, у братьев целые плантации анаши и конопли были.
Ты думаешь, московская наркота на чьем зелье сидит? Афганского, пакистанского или китайского – мизер. В основном свое, из Средней Азии.
– Да... Ты, брат, такие страсти рассказываешь – никогда б не подумал.
– Страсти, Олежка, потом начались. От страстей тех я здесь и оказался со всеми этими «пушками»... Давай еще выпьем, а то она, проклятая, – Банда кивнул на водку, – что-то на меня сегодня совсем не действует.
Они выпили, и Банда, не закусывая и снова закуривая, продолжал:
– Ты, например, знаешь, что такое русская рулетка?
– Ну слышал вроде.
– А про русскую рулетку в таджикском исполнении ничего не слыхал еще?..

* * *

Охранники лагеря почти все были таджиками. В основном двоюродными и троюродными братьями и прочими родственниками Махмуда и Ахмета.
Профессионалами их назвать нельзя было даже с натяжкой – ни стрелять толком не умели, ни драться. Только злые все были, как шакалы, и жестокие – над «зэками» издевались почем зря, били их смертным боем.
По вечерам из столовки охранников вечно доносились крики и жуткий смех таджиков, что-то там бесконечно праздновавших. Но по четвергам, в тот день, когда у «зэков» была плановая помывка в бане, в столовой творилось что-то уж совсем невообразимое. И слышались выстрелы. Всегда ровно два. Ни больше, ни меньше. И два трупа «зэков» на утро сбрасывалось в пропасть...

* * *

– Был там, Олежка, у меня дружок... Ну не дружок, допустим, а так, самый близкий знакомый – Женька Хлыст. Откуда-то из-под Перми. Нормальный был парень, спокойный. В охранники к братьям случайно, как и я, попал – его Ахмет во время одной из поездок на вокзале в Москве выловил, когда тот, дембельнувшись, в родную деревню возвращался. Знаешь, после армии-то, когда на этой гражданке ничего не знаешь и так хочется хоть как-то свою жизнь изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101