В другое время Банда бы, наверное, сгорел со стыда или давно бы уже сам бросился наводить порядок в очереди, восстанавливая справедливость. Но сегодня он не мог поступить иначе. Он должен был как можно быстрее пересечь польскую границу, а потому, скрепя сердце, с каменным лицом восседал рядом с Востряковым, который вел машину, стараясь не смотреть на осыпавших их проклятиями несчастных очередников.
– Ну, Банда, молись, чтоб наши «пушки» не засветили! – почему-то чуть слышно прошептал ему Востряков, въезжая на площадку досмотра, и только теперь до Банды как-то вдруг дошло, чем они рисковали, отправляясь через границу с оружием.
Но в этот день им все-таки, наверное, везло. Таможенник, бегло осмотрев их скудный груз, состоявший из нескольких стеклянных банок домашних консервов и двух-трех пачек сигарет, удивился про себя, ради чего эти ребята заплатили две сотни долларов, но виду не подал, подписывая декларацию о вывозе каждым из них суммы в пятьсот долларов, и перепоручил их пограничнику, который быстро проверил документы. Польская сторона заставила оплатить страховку автомобиля, и – пожалуйста! – шлагбаум поднят, Республика Польша открыта для них...

II

Банда и Олег сидели на открытой веранде маленького придорожного кафе, расположенного на въезде в красивый старинный городок Трутнов, раскинувшийся в долине за Седетскими горами, и, поминутно поглядывая на дорогу, за обе щеки уплетали что-то совершенно немыслимое, что в этом заведении носило название «свиное колено».
Представьте себе огромный, невообразимых размеров кусок свинины, с трудом умещающийся на вашей тарелке, с аппетитной прожаренной корочкой и костью, торчащей из него, с овощным салатом и картофелем фри в качестве гарнира – и вы поймете, что такое «свиное колено». И представьте себе к тому же, что вы почти сутки провели за рулем, стараясь разобраться в дорогах чужого государства и ехать как можно быстрее, но не превышая установленной скорости, и при всем при том не держа во рту даже маковой росинки, – и вы поймете, какой кайф ловили ребята, жадно поглощая это великолепное блюдо и запивая его, забыв обо всех гаишниках на свете, отличным чешским пивом.
И наконец, что их безмерно и приятно удивило, – вежливая официантка осталась вполне довольна десятью долларами, которыми они оплатили этот великолепный обед на двоих.
Настроение у ребят улучшилось.
Буквально час назад, пересекая границу Польши и Чехии, они обогнали на КПП конвой из трех грузовиков, на тентах которых крупно было начертано – «Чехавтотранс». Они вели эти машины от самой Лодзи и успели хорошо рассмотреть чернобородых водителей явно не славянских кровей.
Теперь друзья были точно уверены, что это именно те самые грузовики, которые им были нужны. И в одной из этих фур ехала Алина.
Теперь оставалась только самая малость: достать из тайников оружие и, выбрав удачный момент, освободить девушку.
Ребята не сомневались в успехе.
– Ну что, Банда, может, пришло время позвонить ее отцу? – вдруг спросил Востряков, и Сашка удивился: ведь он думал о том же.
– Да, я думаю, надо позвонить. Ведь уже двое суток, как я уехал из Москвы. И четыре дня, как выкрали Алину...

* * *

Три звонка в кабинете Большакова прозвучали один за другим.
Сначала телефон заверещал длинными нетерпеливыми трелями. Так он звонит только по междугородней связи. Владимир Александрович, не отходивший от телефона все эти дни, нетерпеливо схватил трубку:
– Алло! Я слушаю!
– Это Москва? – донеслось до Большакова сквозь треск телефонных линий.
– Да, да, Москва! Кто это?
– Владимир Александрович?
– Я. Кто звонит?
– Ваши деловые партнеры, – и Большаков сразу узнал этот проклятый акцент. Ошибки быть не могло – звонили похитители его девочки.
– Что с Алиной? Где вы?
– Мы уже далеко. Как насчет нашего предложения?
– Господи, я на все согласен! Я поеду, куда скажете и когда скажете. Только отпустите мою дочь!
– Владимир Александрович, а вам Не кажется, что было слишком опрометчиво с вашей стороны подключать к нашим переговорам Федеральную службу безопасности?
– Я им ничего не сказал! Они знают только о том, что у меня украли дочь. Больше я им ничего не говорил!
– Но они прослушивают ваши телефоны и следят за вашим подъездом.
– Вы ошибаетесь!
– Нет. Исчез наш человек, который понес для вас пакет.
– Клянусь, ФСБ тут ни при чем! То есть здесь ни при чем. Алло! Вы слышите меня?
– Хорошо слышу, можете так не кричать. Вы нарушили наш договор, и теперь мы считаем себя свободными от всяких обязательств по отношению к вам. В ваших услугах наша сторона более не нуждается. Можете и дальше работать в своем очень закрытом институте в Химках.
– Подождите, а моя дочь?
– Какая дочь?
– Та, что вы похитили.
– Ах, эта девушка!.. Вы ее вряд ли когда-нибудь увидите. Она уже слишком далеко. Вы все испортили. Можете взять пистолет и застрелиться, генерал...
– Что?
– Папа, не слушай! Со мной все будет... – ворвался вдруг откуда-то голос Алины, но тут же оборвался, так же внезапно, как и появился.
– Алло, Алинушка! Что с тобой? Где ты?
Но трубка была уже мертва, отзываясь на все его крики лишь безжалостными и безжизненными короткими гудками...

* * *

Исфахалла звонил из маленького придорожного венгерского мотеля, прямо из комнаты, где они собрались, и Алина хорошо слышала каждое его слово. Иногда через неплотно прижатый к уху араба микрофон до нее даже долетал далекий голос отца.
Предложение Исфахаллы застрелиться моментально высвободило всю ту ярость, которая копилась все эти дни у нее в душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101