То, как вы собрались ее делать – прямое убийство!
Неверов вытаращил глаза, не зная, как реагировать на мои слова.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Я говорю о стерилизации и анестезии. Если бы вы меньше занимались красивыми дамами, а больше медициной, то знали бы, что и во Франции, и в России...
Далее я начал вешать лапшу на докторские уши, апеллируя к уже известному Пирогову и пока не известному Пастеру. Все это я вроде бы вычитал в периодике.
После пространного вступления я объяснил Неверову, как нужно стерилизовать хирургический инструмент и готовить больного к операции.
– А теперь позвольте откланяться, – сказал я, когда мы проезжали мимо дома, где меня так гостеприимно приютили, и соскочил с двуколки.
Сколько ни прячься, но ответ держать придется.
– Где Екатерина Дмитриевна? – спросил я Марьяшу, которая открыла мне двери.
– В гостиной, – ответила она, не проявляя к моему возвращению никакого интереса.
Я пошел прямо к ней. Екатерина Дмитриевна сидела в кресле у окна. При моем появлении она вздрогнула и, не глядя на меня, кивком ответила на приветствие.
– Благодарю вас, хорошо, – ответила она на вопрос о состоянии здоровья.
– Нам надо объясниться, – начал я, не зная, в какой форме продолжить разговор. – То, что произошло вчера... я понимаю, никакие оправдания...
– Да, да, вы вправе посчитать меня отвратительной женщиной! То, что я вчера... – взволнованно выговаривала Кудряшова, путаясь и небрежно произнося слова.
Я сначала не понял, что она имеет в виду, но быстро врубился в ситуацию. Жертва сексуального насилия посчитала себя его причиной.
– Я не знаю, что на меня нашло, может быть виной вино, что я выпила... Вы вправе отказать мне в уважении... Я не знаю, как мне оправдаться..
Пусть крутые мачо меня осудят, но я поступил так, Как подсказало сердце: я пал к ее ногам.
Екатерина Дмитриевна вздрогнула и откинулась на спинку кресла. Однако, я успел завладеть ее руками и начал покрывать их поцелуями.
– Это не вы, а я во всем виноват. Со мной случилось наваждение, я не сумел совладать со своими чувствами (какая женщина не найдет в этом извинение). Вы Так прекрасны (а я был в стельку пьян), я не знал, что творю (знал, мерзавец!)...
– Нет, нет, не вините себя, это не вы, а я виновата, я, я...
Дальше она продолжить не смогла. Я восстал с колен, заключил ее в объятия и надолго припал к губам.
Что бы ни говорила Екатерина Дмитриевна, как бы ни корила себя, считая, сообразно существующей морали, виноватой во всем, я не собирался делить с ней ответственность. Я поступил, как скотина не потому, что ЭТО произошло, ОНО должно было произойти, не раньше, так позже, моя вина была в том, что это случилось так скомкано и грубо.
Мой затяжной поцелуй окончился внезапно обмороком красавицы. Я не стал звать на помощь, а, взяв ее на руки, отнес в спальню.
Когда я опускал тело на постель, оно немного ожило и даже обняло меня за шею.
Я бережно уложил хозяйку и продолжил то, что начал в гостиной. Она уже оправилась настолько, чтобы отвечать на мой поцелуй робкими, неловкими губами
Я все крепче сжимал ее в объятиях. Говорить мы не могли, было не до того, да и губы все время были заняты. Катя задыхалась, но не отстранялась от меня, пока я сам не дал ей возможности вздохнуть. Она совсем не умела целоваться и не догадывалась дышать носом.
– Подожди, – прошептал я – Дай мне свои губы. Делай как я
Училась она очень быстро. Поцелуи делались все более глубокими и долгими. Я просовывал язык между ее зубами, и она отвечала мне тем же. Меня опять понесло. Я начал сдирать с нее капот, под которым ничего не оказалось. Это так меня завело, что я набросился на нее, не успев снять даже сапоги.
Я как-то читал в воспоминаниях прелестной женщины, актрисы Татьяны Окуневской, о том, как во время первой близости ее будущий муж, писатель Горбатов, овладел ею в сапогах. Это так ее шокировало, что запомнилось на всю жизнь.
Не знаю, чем руководствовался Горбатов, у меня были смягчающие вину обстоятельства. Сапоги Ивана Ивановича, покойного купца, были мне малы и, чтобы их снять, требовалось слишком много времени. Допустить, чтобы обнаженная, в разодранной одежде, пылающая желанием женщина будет ждать, пока я, чертыхаясь, прыгаю на одной ноге по комнате, стягивая с себя тесную обувь, я не мог. Пришлось пожертвовать эстетикой ради страсти.
Мне показалось, что Екатерина Дмитриевна этой детали значения не придала.
Ей, как и мне, было не до того. «Отложенная» чувственность, мучавшая ее многие годы, теперь выплеснулась в такую страстную ярость, что она забыла обо всем, даже о незапертой двери спальни.
…Пока еще неопытная, действующая на инстинктax, эта женщина была поистине прекрасна в своей ненасытной страсти...
Мы катались по ее широкой пуховой кровати, соревнуясь в силе объятий...
Первым опомнился я Вчерашняя пьянка, бессонная ночь и нынешнее угнетенное раскаяньем утро подорвали силы, и я вскоре сдался на милость победительницы.
– Может быть, сначала пообедаем? – робко предложил я, когда почувствовал, что больше никакая сила не сможет заставить меня повторить то, что мы только что делали.
– Ты меня любишь? – спросила Катя, выгибая свое прекрасное тело, одетое только в обрывки капота.
– Люблю, – сказал я, проглотив слово «конечно».
Все происходило слишком быстро и так по-другому, чем с Алей, что я сам еще не разобрался в своих чувствах.
– И ты меня не презираешь?
– Послушай, милая, давай эту тему больше не поднимать. Я не твой современник, и у меня другое отношение к женщинам,
– Хорошо, иди в столовую, я хочу одеться.
– Жду тебя, – сказал я, почти целомудренно поцеловав ее в щеку, – приходи скорее
Мне, в отличие от Екатерины Дмитриевны, как я еще ее по инерции называл, привести себя в порядок было несложно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93