– Наверное, в скобяных и посудных лавках, – ответил парикмахер.
– А керосин у вас продается?
– Продается.
– Тогда все решаемо, – уверенно сказал я.
– А что, это самое, решаемо? – осторожно спросил купец.
Тогда я поделился своими мыслями о подрывных снарядах в эпоху начала машинной цивилизации. Чем дольше я говорил, тем внимательнее меня слушали.
– Чугунный горшок – почти то же самое, что и пушечное ядро, – объяснял я. – Начиним его гвоздями и разнесем всех гайдуков вдребезги.
– А как их будем запаливать, фитилем? – спросил приземленный купец.
– Сделаем пороховые дорожки прямо от избы. Костры польем керосином. Как только гайдуки пойдут на приступ, подожжем нужные костры, а потом будем по мере надобности взрывать горшки с гвоздями. Только для этого нужно много пороха. У нас после вчерашней потехи остался всего пуд Нужно прикупить еще.
– Ага, – согласился скучающий на лавке хозяин, – и не забудьте про опохмелку.
– Все равно флешь лучше, – добавил свое слово в обсуждение штабс-капитан, свешивая голову в чердачный люк, – али редут! Ударить изо всех пушек картечью и сомкнутым строем на врага. Ура!
Я с тоской посмотрел на соратников, вместе с которыми предстояло воевать, и только одно меня успокоило, что и противник у нас вряд ли лучше.
– Нужно кому-нибудь поехать в город. Михаил Семенович, как вы? – спросил я.
– Если нужно, так о чем разговор, заодно проведаю своих.
– А вам в помощь поедет...
– Я поеду, – сам вызвался купец, на которого я и рассчитывал, – мало ли что в дороге случится, к тому же торг – дело умственное.
На этом и порешили. После чего интенданты отправились тайными тропами на задание, а оставшееся воинство начало готовиться к снаряжению огневых припасов, Часа Два мы занимались необходимыми делами, потом я отправился проведать женщин. В избе было тепло и душно. С печи слышался тихий говор. Я заглянул на лежанку. Троица, лежа в ряд, как и раньше, только что сбросила общий тулуп.
– Как дела, красавицы? – бодро поинтересовался я.
– Алеша, это ты? Как мы здесь очутились? – слабым голосом спросила Кудряшова.
– Ты ничего не помнишь?
– Почему на мне эта одежда? – не отвечая, спросила она.
– Вас захватили на постоялом дворе...
– Да, я знаю, потом отвезли в какое-то поместье.
– И что было дальше?
– Потом, потом, мы плакали, и нас заставили выпить вино...
– Там был тот, что вас ударил, – добавила Марьяна.
– Да, его еще странно зовут, – подтвердила Екатерина Дмитриевна, – совсем не по-русски.
– Улаф? – подсказал я.
– Возможно, – попыталась вспомнить она. – А вот что было дальше... Какие-то странные сны.
– У меня тоже, я все время летала, – подтвердила горничная.
– А больше я ничего не знаю, – растерянно сказала Катя.
– А как вы себя чувствуете? – задал я общий вопрос.
– Не знаю, – ответила за всех Кудряшова. – У меня все дрожит внутри, я, наверное, очень больна?
– Да, вам всем необходимо отлежаться, Там, где вы были, вас травили особым ядом. Но теперь все в прошлом. Можете быть спокойны.
– А мне вы поможете вернуться домой? – спросила третья пленница.
Я впервые рассмотрел ее. Это была молодая девушка с бледным лицом и большими серыми глазами. По виду, из какого-то привилегированного сословия.
– Конечно, только не сейчас, а позже, вам нужно сначала окрепнуть.
– Вы обещаете? – проговорила она, пристально глядя на меня в упор.
– Да, да, конечно. Вы долго находились в плену?
– Не знаю, наверное, мы с матушкой ехали на поклонение в Оптинскую пустынь. Потом... – отводя глаза, сказала девушка. – Простите, но у меня очень болит голова и мне холодно.
Мне стало понятно, что девушка темнит, и у нее начинается ломка. Скорее всего, все это время их кормили лошадиными дозами опиума, который без проблем можно было купить в любой приличной аптеке.
– Я попрошу, чтобы для вас истопили баню, попаритесь, погреетесь, – сказал я, не представляя, чем еще им можно помочь. – Боюсь, что день-два вы будете себя очень плохо чувствовать, придется потерпеть. Главное, что мы вас вырвали из рук бандитов.
– Так это и вправду были бандиты? – спросила Катя. – А такой высокий, с красивым голосом среди них был?
– Да, это один из предводителей.
– Я, кажется, его помню.
– Он тебя тоже, – ответил я и, попрощавшись, ушел заниматься фортификацией. Дел у нас было невпроворот.
К восьми часам вечера, когда окончательно стемнело, работы были завершены. Погода нам благоприятствовала: небо было чистым, и вовсю светила луна. Женщины после бани, которую после нескольких моих пинков истопил Александр Егорыч, чувствовали себя, на мой взгляд, лучше, чем утром, но, сами этого не понимая, томились без наркотика.
Теперь была наша пора мыться, бриться и готовиться, как это принято на Руси в критических ситуациях, быть чистыми к возможному последнему часу. Никто, включая Похлебкина, не ныл и не томил души окружающих страхами и жалобами. В бане купец и парикмахер даже пытались шутить, рассказывая, какое впечатление произвели их оптовые покупки на местных лавочников. Те даже заподозрили, что в стране начался чугунный кризис, и попытались взвинтить цены на горшки. Однако, содружество еврейской сметки и русской предприимчивости провалило эти коварные планы.
Хотя париться и расслабляться времени не было, но вытащить соратников из горячего рая оказалось задачей невыполнимой, и я, оставив их наслаждаться парной, пошел единолично бдеть на боевом посту.
Кроме внешних мин и засад, мы оборудовали на чердаке стрелковые ячейки, чтобы не быть перестрелянными сквозь дощатую крышу. Я, не торопясь, двигался по кругу, через смотровые щели всматриваясь в подступы к хуторскому тыну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93