Поставила графинчик с беленькой — все, как Никита уважал.Ел он жадно, чавкал, горячее мясо глотал, почти не пережевывая. Чтобы не застревало в горле, запивал водкой, как морсом. Степанида стояла у плиты, скрестив руки на животе: чего изволите? Насытясь, еще с набитым ртом, Никита прошамкал:— Сядь, не изображай пугало.Степанида послушно опустилась на табурет, но глаз не смела поднять.— Хозяйскую новую кралю хорошо знаешь?— Ой, — Степанида попыталась уменьшиться в размерах, но это ей не удалось: грузновата была. — Да мне зачем, Никита Павлович?— Отвечай, когда спрашивают.— Забегала раз-другой, видела ее.— Ведьма она или нет?Степанида истово перекрестилась, задышала тяжело, как под мужиком.— Пожалейте, Никита Павлович, я простая женщина, на кухню приставлена милостью Господней...— Простая — потому должна чуять. Какое про нее мнение, говори, не бойся.— Да я же чего, да мне же...Никита дотянулся, звучно хлопнул ее ложкой по лбу. Степанида враз опамятовалась, сказала твердо:— По нашему разумению, гулящая она. Но очень пригожая. И не жадная. Давеча ни с того ни с сего колечком одарила.— Все бабы гулящие, про другое спрашиваю.— Про что другое нам неведомо. Помилуйте, Никита Павлович.— Покажь подарок.Метнулась к шкапчику, принесла колечко с бирюзовой нашлепкой — дешевка, копейка цена, но блестит, как настоящее.— Чего говорит, когда заходит?— Да так, женска болтанка... О чем ей говорить с деревенской бабкой. Где она, и где я. Чайку попила с творожником, вареньем ее угостила. Не побрезовала, скушала цельную вазочку. Хорошая дамочка, но несчастная.— Почему несчастная?— Это нам неведомо. На ней печати негде ставить, какое тут счастье.Никита вызнал все, что требовалось: во все углы сует нос парчушка, ладит мосты.С кухни отправился к боссу. У двери дежурил этот валенок — Сема Гаревой, хозяина соска, шут гороховый.— Кто у него? — спросил Архангельский. Сема ощерился, как крыса на стрихнин. Не первый раз Никита подумал, что когда-нибудь придушит ублюдка прямо у двери, не миновать этого. Чересчур паскудная рожа!— Важные гости, черные, прямо с гор.— Меня не искал?— Никак нет, Никита Павлович.— Агата там?— Пока нет, — скривился еще более мерзко. — Вот ведь, да, беда какая?!— Какая беда? Говори толком.— Да я так, к слову, Никита Павлович. Извините.Никита заледенел глазами.— Я на тебя, Сема, сегодня второй раз натыкаюсь.Это непорядок. От этого недолго сблевать.Поганец смутился, плаксиво заныл:— Что же делать, посудите сами, разве я виноват?Иссидор Гурович велят дежурить, вы говорите: не попадайся, — как мне быть? Не своим же умом живу.— Прячься, — посоветовал Никита. — Как меня почуешь, прыгай в чулан и ни звука. Иначе свиньям скормлю.С этими словами миновал остолбенелого сосуна, без стука вошел в кабинет. Самарин вел беседу с двумя джигитами, поил их вином за стойкой бара. Джигиты пожилые, грозные, в папахах. Одного Никита признал — Ваха из Махачкалы, маковая тропка.— Ты чего, Никиток? — ласково окликнул босс. — Присоединяйся. Видишь, гости уважаемые.Никита издавна презирал всех кавказцев вместе взятых, сколько их ни будь на свете, и неважно, из каких краев, и те всегда платили ему лютой, откровенной ненавистью.— Ничего, мне не к спеху, — вот, значит, кому приготовил босс сауну и закуску.Развернулся и вышел, не прощаясь. Он заглянул к Сидору без определенной цели. Потянуло — и все. Может, хотел хребтом проверить, откуда подуло. В Сидоре никаких перемен — доступный, любезный, а в кармане шила не углядишь. Неужто пора, подумал Никита.Смурной вернулся к себе в кабинет, в каморку под антресолями, и только вошел — телефон. Он удивился, услыша незнакомый мужской голос. По этому номеру могли звонить только свои.— Никита Павлович?— Допустим... Что надо?— Мне ничего, может, думаю, вам чего понадобится?Голос незнакомый, но задиристый.— Ты кто? — спросил Архангельский. — Где телефон взял?— Извините, не представился, — на том конце провода Никита Павлович явственно ощутил хамскую ухмылку. — Вам мое имя ничего не даст. Дело в другом. У меня есть товар, у вас деньги.— Какой товар?— Товар хороший, выдержанный. Надо бы повидаться.У Никиты коренной зуб загудел, заныл, как всегда бывало, если дразнили издалека.— Ты вот что, парень, — сказал проникновенно. — Загадки загадывай девочкам. Со мной шутить не стоит.Тебя как зовут? , — Иваном кличут... Не сердись, Никита Павлович, конспирация превыше всего. Товар секретный, штучный. Вам понравится. Но дешево не отдам.Архангельский опустил трубку на рычаг, с тоской подергал зуб. Может, вырвать? Чего так мучиться уж который год? Телефон заново заверещал.— Послушай, Вань, — предупредил Никита. — Я ведь установлю, кто тебе дал номер и что ты за Ваня.После этого сам знаешь, что произойдет.— Мы понимаем, — уважительно отозвался оборзевший собеседник. — Но, в натуре, по телефону нельзя. Кто же нынче телефонам доверяет... Намекнуть могу.Горьковскую пересылку не забыли?У Никиты сердце бухнуло в ладонь. Вот оно! Что же это такое — беда за бедой, и все в одно место. По мозгам.— Где? Когда? — с трудом выдохнул.— Надо подумать, — солидно покашлял подонок. — Ваши повадки известные, а мне пожить охота. У меня, Никита Павлович, престарелые родители на иждивении и брат инвалид. Хотелось бы так встретиться, чтобы голова уцелела.Никита сдерживался из последних сил.— Твои предложения?— Что если завтра в Александровском саду? Ты один, без охраны, и я один тоже подойду. Там народу днем полно, посидим на лавочке, никто не помешает.Обзор хороший.— Согласен. Во сколько?— Часиков в двенадцать, вас устроит?— Да, устроит. Сам подойдешь?— Это как получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109