Одна из любимых забав была у Елизара Суреновича - усмирить дикарей.
– Ну же, - улыбчиво подбодрил. - Соглашайся, Веня! Недельку послужишь - и премиальные. И циркача получишь с потрохами. А то, может, передумаешь, вообще останешься? Чем тебе плохо? Знаю, ты честный человек, а я грабитель. Но и время сейчас грабительское. Честными гавриками навроде тебя в сортирах очко затыкают. Разве я, Венечка, не прав?
– Попробуй, заткни! - прохрипел Шулерман, надвинувшись ближе. Елизар Суренович догадался, что в следующую секунду Шулерман бросится на него.
– Приди в себя, капитан! - Голос Благовестова прозвучал жестко, но уважительно. - Ты не на конюшне. Сам любишь пошутить, умей и других послушать. Ты мне дорог, капитан. Ты мне, как сын. Я бы хотел, чтобы сын у меня был такой, как ты. Но сына у меня нет. Теперь ступай, капитан, и подумай на досуге. Захочешь уйти - скатертью дорога! Я тебя не трону. Но и ты со мной не шали. Не люблю.


3

Второй день Алеша и Филипп Филиппович гужевались в совхозе «Маяк», что в Оренбургской области. Деловой поездке предшествовали хитроумные вычисления перспективных для бизнеса объектов на территории России, а также предварительные переговоры с некоторыми, довольно влиятельными железнодорожниками. В этих наиважнейших разработках Филипп Филиппович, как и следовало ожидать, оказался незаменим. Завалив комнату кипами всевозможных справочников, энциклопедий, газет и брошюр, он целую неделю колдовал над составлением каких-то мудреных графиков, разлиновывая их цветными карандашами на больших листах ватмана. Он так увлекся, что, кажется, напрочь забыл о сомнительном предприятии, в которое его втянули. Все эти дни у него был вид истинного ученого, готового наконец облагодетельствовать мир великим открытием. За редкими совместными трапезами даже Ванечка перестал над ним иронизировать, с грустью сказав матери:
– Был человек - и нет человека. Вот к чему ведет жажда легкой наживы.
В результате научных изысканий Филипп Филиппович со скромным торжеством на очередном заседании фирмы «Аякс» детально обосновал, какие конкретные хозяйства в ближайшие несколько месяцев наиболее выгодны для товарно-денежного обмена с Москвой и по каким именно параметрам, учитывая, естественно, ситуацию полного экономического распада страны. Одним из таких хозяйств был совхоз «Маяк» в Оренбургской области.
Богатейшие тут были угодья, промысловые и степные, с тучными полями, с рыбой и лесом; век за веком безбедно, в крепкой вере здесь бытовали посельчане, а окончательно разорены были уже при перестройке, объявленной Горбачевым. От обильных пастбищ, от племенных стад, от пасек, от знаменитой на всю Европу птицефермы, от скакового табуна, посылавшего своих питомцев аж в Ливерпуль, остались по сравнению с прежним жалкие воспоминания, но на стороннего человека, прибывшего из полуголодных российских краев, и эти остатки производили сильное, благоприятное впечатление.
Утром на второй день прибытия гости из Москвы, скромно позавтракав в буфете Дома крестьянина жареной свининой с яйцами, отправились на заранее договоренный прием к начальству.
Бессменным в течение сорока лет директором (а прежде, при колхозе председателем) тут был Вересай Давыдович Клепиков, переживший, как он любил повторять, войну, сталиншину, хрущевину, горбачевщину и ныне по мере убывающих сил готовящийся пережить нашествие бедуинов. Бедуинов он ожидал как раз со стороны Москвы. Накануне Алеша перехватил его в коридоре конторы и был ошарашен манерой общения этого ширококостного, низкорослого человека, внешностью похожего на сдвинувшийся с места земляной бугор. Когда Алеша остановил его в коридоре и попытался с ходу наладить хороший, деловой разговор, директор развернулся к нему всей приземистой тушей и радостно гугукнул:
– А я тебя знаю, милый, ты пингвин!
Алеша на всякий случай согласился, и довольный собой коротышка велел ему приходить на другой день с утра. Филипп Филиппович ожидал на улице, и Алеша ему сообщил:
– Придурок. Облапошим в два счета.
Филипп Филиппович поморщился. Он никого не хочет облапошивать и собирался вести дело солидно. В его министерском портфеле лежали заготовленные бланки всевозможных договоров.
Вечером они от скуки сходили в поселковый Дом культуры, где посмотрели старинный американский фильм про Чарли Чаплина и немного посмеялись. После кино в фойе молодежь затеяла дискотеку, и на ней Алеша познакомился с Надей Васильковой. Филипп Филиппович ушел спать, а он задержался, чтобы полюбоваться вольными играми поселян. Надю Василькову он приметил с первого захода. Грудастая девица в мечтательном одиночестве стояла у окна, делая вид, что забрела на танцы случайно. В ее облике не было ничего примечательного, но каждая черточка ее милого круглого личика выказывала нетерпеливое ожидание. Она так невзначай и умело выдвинула бедро, что ее сильное, откровенно обтянутое платьем тело обрело недвусмысленную завершенность цели. Из-за женщин с такой осанкой в зоне кровь проливалась ручьями. Алеша пригласил ее на модный танец, в котором надо было дергаться на большом расстоянии друг от друга. Девица только раз взглянула на него прямо - и чуток зарделась. Но не так уж она была молода - лет двадцати шести. Когда вернулись к окну передохнуть, разговорились.
– Первый раз в деревне, - признался Алеша, - а то все в городе.
– В Оренбурге?
– В Москве-матушке. Вы кто по профессии, Надя?
– На ферме работаю. А вы кто?
– Я деньги делаю из людского горя. Предприниматель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148