– Хочу парочку билетов в цирк заказать на вечер, - пошутил в трубку. Ася его узнала. У нее коленки обмякли и стон застрял в гортани. Уши заложило будто вечной тишиной. Долгожданный миг ее парализовал. Слишком надолго ушли любимые мужчины: муж и Алеша. Века прошли с тех пор, как ясноглазый, насмешливый мальчик сосал ее грудь, как материнскую. Он по крохотной капельке, старательно, трудолюбиво высасывал из нее любовь. Потом в Ростове Алеша польстился на Галку Чикину, неугомонную моржиху со вставными зубами. Ася не простила пожилую подругу. В грезах мести она давно повыкалывала ей глаза. Вскоре после суда над мужем и Алешей ее выжили из цирка, потому что за ней тянулся след предательства. Цирковые люди чуют предательство за сотни верст, как собаки землетрясение. Она устроилась в техникум и вела там секцию акробатики. Первый год Ася ждала своих мужчин со странным ощущением, что не сегодня-завтра они оба вместе нырнут к ней под одеяло. Впоследствии ожидание огрубело, и боль надежды из него ушла. Ухажеры постоянно к ней льнули, к незадачливой и крутобедрой, но как-то незаметно, исподволь рядом обосновался угрюмый, умный и недовольный всем на свете Филипп Филиппович Воронежский, учитель физики. Логика его ума была беспощадна. Он растолковал Асе, что, когда у молодой особы двоих мужей забирают в тюрьму, ей не остается ничего другого, как завести себе третьего. Филипп Филиппович утешал ее тем, что сумеет заменить ребенку отца, а ей сразу двух любовников. Самое поразительное, что он не соврал. Он вообще редко опускался до лжи, но не из соображений морали, а исключительно по природной лени и от великого пренебрежения к человеческому роду. Необременительная работа в техникуме давала ему возможность вести существование сомнамбулы. В классе он развлекался тем, что шпынял нерадивых учеников, пробуждая во всех без исключения тупую к себе ненависть, а дома безнадежно много читал. Появление Аси выбило его из накатанного житейского обихода. С тревогой он угадал в ней черты неземного существа, обреченного на вечные страдания. Он подумал, что, пожалуй, им вдвоем будет сподручнее влачить скудные дни советских обывателей. Убедить в этом Асю ему не составило особого труда. Разочарованный в людях, Филипп Филиппович редко ставил перед собой какие-нибудь цели, но если уж ставил, то не было ни одной, которой он в надлежащий срок не добился. Восьмой год они с Асей жили на два дома, причем Филипп Филиппович имел обыкновение иногда исчезать на несколько дней, чтобы отдохнуть от семейных уз. Всего лишь раз он заикнулся о том, что не грех бы было, возможно, им узаконить свои отношения; на что Ася гордо ответила, что единственный ее муж в тюрьме и она его дождется. Зато сынок ее Ванечка кровно привязался к Филиппу Филипповичу и с удовольствием называл его папаней. Филиппу Филипповичу было приятно убедиться в том, что по-прежнему иногда рождаются на свет чистосердечные и разумные дети. В Ванечке было что-то такое, что никому не позволяло на него цыкнуть. В четырнадцать-пятнадцать лет это уже был совершенно взрослый, самостоятельный человек со своими собственными пристрастиями и предубеждениями. Он далеко не во всем одобрял жизненный уклад Филиппа Филипповича. Они часто, как равные, спорили на отвлеченные темы. О «свободе воли» и «метафизическом пасьянсе мироздания» они говорили с такой же осведомленностью, с какой женщины судачат о длине юбок в нынешнем сезоне. В спорах они часто переходили на личности и оскорбляли друг друга. Больше всего раздражало Ванечку (по молодости лет), что столь незаурядный человек, как Филипп Филиппович, в сущности, всю жизнь провалялся на боку, не принеся ни малейшей пользы Отечеству. Оправдываясь, Филипп Филиппович пытался доказать восторженному отроку, что все честные гражданские усилия в их стране нелепы и заведомо обречены на провал; но Ванечка был убежден, что слабые, никчемные люди оправдывают свою никчемность именно с помощью таких, якобы неопровержимых аргументов. Стыдно уподобляться им человеку, который сам когда-то втолковывал маленькому Ванечке, что в этом мире каждая крупица зла уравновешивается крупицей добра…
…Ася перевела дыхание, с опаской спросила:
– Алеша, ты где?
Алеша проглотил похабную рифму, вертевшуюся на языке, ответил деликатно:
– На вокзале я. Почему не встречаешь?
– На каком вокзале?
– На Курском.
– Так я сейчас подъеду.
– Не надо. У тебя кто дома?
– Никого.
– Тогда я, пожалуй, заскочу на минутку. Кофейку попить.
– Федор с тобой?
– Остался досиживать. Меня послал гонцом. Сам будет через полгодика. А где Иван?
– Ванечка в школе.
– Все. Беру такси. Жди. Подмойся.
Алеша выглянул из будки. Ничего вокруг не изменилось. День набирал солнечной, капельной силы. Огромная стая ворон резвилась на крыше вокзала. Он вспомнил, что мать умерла. Об этом недавно написал отец. Нехотя Алеша накрутил на диске домашний номер. Как и следовало ожидать, никто не ответил. Мать спит в сырой земле, а батя дурака валяет в военной академии. С ним предстоит нелегкая встреча, черт бы его побрал. Алеша разглядел через стекло далекое кургузое облачко и внезапно с бешеной зоркостью представил Асины груди, бедра. Все ее гибкое, смуглое тело вывернулось перед ним наизнанку. Постанывая, побежал к стоянке такси. Он думал, что рехнется от похоти, но вид длиннющей очереди его малость остудил. Он обогнул очередь и ужом ввинтился в подкатившую «волгу». Кто-то попытался рвануть дверцу, но Алеша крепко ее удерживал.
– Погоняй, браток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148