Надя взглянула на него повнимательнее, краска на щеках пуще проступила. Алеша решил, что первая часть знакомства затянулась.
– Хорошо бы немного погулять, Надя. Это же моя давняя мечта. Ночное приволье, река, звезды, лесные чудища гукают.
– Идите погуляйте.
– Один боюсь.
– Вы со мной хотите погулять?
– Конечно, Надя.
– А разве потанцевать еще вы не хотите?
– Боже мой, да я уже на две жизни вперед натанцевался дома. Два раза ногу ломал на танцах. Я только из-за вас остался.
– Из-за меня?
– Увидел, какая вы одинокая и красивая, не смог уйти.
– А если у меня муж есть?
Алеша нашелся и тут:
– Его можно взять с собой.
Больше она не смогла сопротивляться укоряющему блеску его ярких глаз. Через трясущийся зал прошли, как сквозь строй. Пока брели по слабо освещенным улицам, Алеша болтал без умолку, и Надя поддерживала разговор завлекающим смехом, но едва очутились за околицей, оба замолчали и как-то враз тяжело задышали. Сквозь тьму Алеша пытался высмотреть подходящее местечко для скорейшего осуществления коварного любовного замысла. Поздний июльский вечер, насыщенный влажной истомой, ему благоприятствовал. Когда он на колдобинах деликатно поддерживал спутницу под локоток, она вздрагивала, словно от укола булавкой. Пора приступать, подумал Алеша, а то так дуриком до Москвы допехаем. Как раз они выбрались на бережок вяло текущей в темноте реки. От воды снизу отсвечивало лунной изморосью.
– Присядем! - позвал Алеша, картинно, как это всегда делали славные простые парни в кино, бросив на траву кожаную куртку. Со вздохом, как со всхлипом, Надя покорно опустилась на землю.
С этого мгновения завязалась меж ними нешуточная схватка, которая продолжалась, может, час, а может, и два и проходила в полном молчании, нарушаемом лишь сопением да вскриками. Легкая победа Алеше не удалась. Только потянувшись с поцелуйчиком, он получил такой толчок в грудь, от которого едва не укатился в воду. Тогда он приступил к методичной осаде, действуя руками, ногами, зубами одновременно. Но запас яростного сопротивления у Нади был неиссякаем. От места первоначального объятия они отползли по берегу метров на двадцать, кувыркаясь и свирепея, не ведая передышки, увлеченные борьбой, как мороком. Несколько раз Алеша с такой силой выламывал ей руку, что даль оглашалась диким воплем. Надя в долгу не осталась и пару раз удачно лягнула его коленкой в пах. Оба вывалялись в глине до макушек, и наконец Алеша рванул на ней платье и обнажил девушку до пупа. Это его немного успокоило. Он ее отпустил, сел и отдышался:
– Не хотел тебя насиловать, дуру, - сказал он, - а надо бы для урока.
– Скажи уж, не смог, - хихикнула она. Звук шел будто прямо у нее из ребер. Алеша поднялся и пошел искать куртку. Надя поплелась за ним, как побитая собачонка. По дороге в деревню он сделал еще несколько попыток к ней подступиться, но это были жалкие потуги, как отзвуки дальнего грома после грозы, отчасти и успокаивающие. Надя это тоже понимала и отбивалась без прежнего остервенения. Она проводила его до гостиницы, хотя он ее об этом не просил. Все-таки на прощание поинтересовался:
– Скажи, пожалуйста, зачем ты устроила весь этот цирк?
– Какой цирк?
– Не будь курвой, ответь.
– Как же можно сразу так, с налета. Ты сам что обо мне подумаешь?
– Это все?
– Нуда, это у вас в Москве принято так нахрапом…
Со злобой он ее оборвал:
– Заткнись, что ты знаешь про Москву!
– Да уж знаю.
Алеша ушел не прощаясь. В комнате разбудил мирно почивавшего Филиппа Филипповича и потребовал у него водки. Выпил стакан и только тогда пришел в себя окончательно.
– Знаешь, Филиппыч, что меня больше всего бесит? Когда женщина ни с того ни с сего начинает строить из себя целку. У меня прямо беда с этим. Никто мне почему-то не дает по доброй воле. Ты не знаешь почему?
Алешины обиды Филиппа Филипповича мало трогали, он был измотан собственными сомнениями. Все-таки судьба чудно с ним распорядилась. Он родился с умом и талантом, но с сумрачным нравом, который немало попортил крови ему самому и окружающим. Хоть малость уважать людей, реальных людей, а не книжных, он так и не научился. Зато уже в зрелом возрасте его ожидали большие и добрые перемены, на его жизнь забрезжил милый свет Асиных глаз. Вдобавок он обрел преданного ученика и друга в лице ее сына, прекрасного юноши Ивана. Но к чему привел в результате этот свет в конце туннеля? Да к тому, что связался он с шайкой уголовников, работает на них и вот отправился в командировку на пару со странным существом ангельской внешности и таких душевных свойств, от которых кровь стынет в жилах у нормального человека. Тут было над чем подумать, но думалось ему скверно, тяжело, потому что предлагаемые обстоятельства не выстраивались в привычную оку математическую модель.
– Молчишь? - сказал захмелевший Алеша. - Да я давно твои мысли знаю. Ты на меня смотришь и думаешь: Господи, какое чудовище произросло. Честное слово, забавно. Вы страну превратили в помойку, такие, как ты и мой отец, власть отдали злодеям и, как всегда, ищите виноватых. Сами опять чистенькие. Да кто вы такие? Это я у вас должен спросить. Почему я должен воровать, чтобы жить нормально?
Филипп Филиппович ничуть не удивился резкой перемене темы. С этим порочным мальчиком ему все равно не о чем было спорить.
– Ты бы угомонился, Алексей. Завтра у нас важная встреча. Ложись.
– Думаешь, ты умный? Тогда ответь, за что вы царя-батюшку кокнули в Екатеринбурге?
– Извини, я твоего юмора не понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148