Высунувшись из машины, Алеша его окликнул, и мальчишка подъехал, лихо спрыгнул с велосипеда и ломким голосишкой протянул:
– Чего надо, дяденька? - Мордаха задорная, наглая.
– В твои годы я уже пивом торговал, а ты без дела прохлаждаешься, - по-отечески пожурил его Алеша. - Как зовут?
– Ну, Сережа.
– Скажи-ка, Сережа, чьи там дома у леса?
– Откуда я знаю. Там собак много, мы туда не ходим.
– А я, пожалуй, схожу. Ты только скажи, как незаметно подобраться. Через лес, наверное?
Заинтригованный мальчуган объяснил, что самое лучшее вернуться на трассу и проехать вперед в деревню Незнамово. А уж оттуда, действительно, лесом, по тропке можно выскочить к коттеджам с тылу. Однако, заметил мальчишка, у них, у гадов, и с той стороны, от леса, сидят на цепи собаки и кидаются на каждый шорох.
– Стольник хочешь заработать?
– А то!
Алеша забрал у мальчика велосипед и впихнул, чуть не свернув заднее колесо, в салон.
– Садись, дорогу покажешь.
Объезд получился большой, километров пятнадцать, и попетляли изрядно. Алеша даже обеспокоился: не заблудился ли мальчуган ввиду крупного заработка. Но Сережа не сплоховал, вывел по колдобинам прямо к уходящей в глубь леса тропинке. Здесь машина завалилась носом в кювет, чихнула и заглохла.
– Теперь так, Сережа. Держи пока полтораста, а велик беру напрокат. Сторожи машину. Понял меня?
Мальчик побледнел, насупился, но деньги взял и, свирепо зыркнув по сторонам, сунул куда-то под ремень.
Мчась на велосипеде по живописной лесной тропке, Алеша несколько раз чудом уберег глаза от стрельнувших в голову острых еловых ветвей. Вислоухий «Макаров» холодил бок. На душе было мирно. Запах Настиных духов ощутимо бил в ноздри.
Дачный поселок открылся внезапно, словно в грудь ему уперлись красно-бурые стволы. Дома прилепились к лесу впритык, но были огорожены высокими сеточными заборами. Вдоль домов яблонево-вишнево-сливовые сады.
Алеша толкнул велосипед под кусты, замаскировал ветками и побрел вдоль опушки, пока не наткнулся на высокую сосну, раскинувшую смолистые лапы над березовыми малявками. До нижних опорных сучьев - метров пять, не меньше. Вот когда пригодилась Федорова цирковая наука: по-змеиному пластаться по крутизне, хитроумно перегруппировывая мышцы. Дело не в силе, учил Федор Кузьмич, а в душевном настрое. Человек так придуман, что ему вообще нет препятствий, но не все об этом знают. Это чувствуют дикие звери, потому панически боятся человеческого духа. Сама природа, в отчаянии насылающая бедствия на своего хилого двуногого мучителя, не способна его искоренить. Если бы могла, давно бы это сделала. Ужас охватывает любое растение, едва человек прикоснется к нему пальцами. Он жуток всем, но в первую очередь самому себе. Федор Кузьмич ставил перед Алешей зеркальце и заставлял неотрывно, подолгу вглядываться в собственные зрачки. Наступал миг, когда из глаз, как из магических лунок, выплескивалось наружу что-то черное, густое, беспощадное, и Алешино сознание смещалось, дробясь на множество осколков, каждый из которых болел и ныл наособицу…
Без особых усилий добравшись до вершины сосны, Алеша сверху, безмятежно обозревал окрестность. Семнадцать однояйцовых коттеджей производили впечатление красномордой колонны, угрожающе вытянувшейся из леса, чтобы напасть на близлежащие поселения. В их расположении была стройность общего архитектурного замысла, что в общем-то несвойственно отечественным дачным строительствам, обыкновенно зависимым от толщины кошелька заказчика. Эти домики не поражали роскошью, но внушали уважение к тому, кто их так надежно, органично расставил под защиту леса. Удивляло, особенно учитывая летнюю пору, безлюдье поселка. Две женщины копались на грядках, мужик в красной рубахе самозабвенно колол дрова, да белобородый старик дымил трубкой на одном из крылечек. Картина сонного царства. Даже мужик с топором, делающий мощные, монотонные движения, лишь подчеркивал противоестественную сонную одурь поселка. У второго от леса коттеджа, носом в гараж, дремала знакомая «тойота», пуча белые глаза на цветочные клумбы. Крыльцо выходило на улицу, два окна наверху распахнуты, нижние окна закрыты и со спущенными жалюзи. Собак не видно не только у этого дома, но ни у какого другого. Конечно, это ничего не значило. Собаки в этом божьем поселке, как и люди, видно, не любят болтаться на виду. Кроме того, Елизар, разумеется, держит прислугу, выдрессированную не хуже собак. Если Настя в доме, то она, скорее всего, наверху…
От пристального вглядывания у Алеши зарябило в глазах. Он крепко зажмурился, потряс головой, а когда снова открыл глаза, сразу увидел то, что нужно. К стене гаража была приставлена переносная деревянная лестница. Вряд ли она оказалась там случайно. Опять злодей посылал ему трогательный привет, приглашал на сокровенную беседу. Я приду, печально подумал Алеша, теперь-то уж точно приду, Елизарушка.
Он спустился с сосны, присел на желтый пенек и еще разок покурил. Это могла быть его последняя в жизни сигарета. Еще можно было повернуть назад, но это ему и в голову не пришло. Он был полон сил, и сомнения не мучили его. Не все пока получалось гладко, Федора Кузьмича не было поблизости, но никакому Елизару его не сломать. Сколько раз ускользал он из страшных ловушек для того лишь, оказывается, чтобы повидаться с Настей. Без нее не было смысла в его судьбе. Он по жизни мыкался, как по камере. Настю напугал, и она не успела понять, что им обоим ничего не нужно, кроме взаимной радости. Они улягутся вместе в постель, и вся боль мира протечет мимо них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148