Алеша затеял эту схватку, чтобы удостовериться, как ничтожна женщина и как он сам велик. Но это не вся правда, а только часть ее. Настиному сердцу ведомо и другое. Алеша сам поражен любовной стрелой. Он не дает себе в этом отчета, потому что задето его больное, преступное самолюбие, но он влюблен.
Настенька улыбалась. Она не знала, что ей делать с влюбленным Алешей, но это было полбеды. Увы, она не понимала, что ей делать дальше с собой. Здравый смысл по-прежнему был силен в ней и останавливал, предостерегал от гибельных шагов: но нечто иное, что сопутствует каждому зачатию, пробудилось и в ней от затяжного, младенческого сна. В панике ощутила она, как слаба ее плоть. Почти в одну ночь с ее естеством произошли чудовищные метаморфозы. В ее тайных глубинах, доселе безмолвных, пробудился инстинкт оплодотворения…
Тем временем, будто подслушав ее недавние мысли о лесной прогулке, машина выкатила на Рублевское шоссе. Она пожирала гладко блестящую ленту бесшумно, словно с выключенным мотором, и это встревожило Настю. Рядом сидела чужая женщина, напористая и лживая, окутанная едким дымом, над «баранкой» склонился хмурый мужичок, изрыгающий негромкие ругательства с завидным небрежением к их смыслу.
– Куда мы все-таки едем, Ираида Петровна?
– Я уж думала, ты спишь.
Водитель прибавил газу, и машина тягучим шепотком пожаловалась на удалую судьбу, заставившую ее без роздыха крутить колеса.
– Давайте вернемся в Москву.
– Ты лучше погляди, девочка, какой пейзаж! - умилилась женщина. Обочь дороги протянулась великолепная дубовая роща, чуть тронутая поверху желтоватым предосенним глянцем. Из рощи выныривали то тут, то там благодушные грибники. Настя обернулась к соседке, чтобы сказать, что и сама не прочь ринуться в чащобу, чтобы под зелеными лапами в серебристом мху отыскать заветный грибок. Но произнести ничего не успела, потому что женщина сунула ей под нос какую-то вонючую трубочку, из которой с приятным подсвистом пыхнула струйка газа. Дубовая роща нежно склонилась на девочкино плечо - и она уснула.
Очнулась Настя в бревенчатой комнате с высоким окном. Из-под приспущенной зеленой шторы падал на пол блеклый солнечный луч. Лежала она на широкой деревянной постели, с наброшенным на ноги клетчатым пледом. Все у нее было на месте: и руки, и ноги, и голова, но было странное ощущение, что в эту комнату она провалилась сквозь потолок, который закрылся за ней, светясь гостеприимной чистой белизной. Она повернулась на бок, села и спустила ноги на пол. Кто-то, укладывая, снял с нее кроссовки и аккуратно поставил возле кресла. «Ах, какая же ты гадина, Ираида Петровна!» - с удивлением подумала Настя.
Бесшумно отворилась двустворчатая дверь, и на пороге возник богатый барин. Именно так почему-то сразу определила Настя импозантного старика, радостно потиравшего пухлые ручки. Он был по-южному смугл, красив, лыс и всю комнату насытил запахом тонкого французского лосьона.
– Уже проснулась наша дорогая гостьюшка, уже проснулась, - просюсюкал старик, усаживаясь в кресло. - Давай знакомиться. Меня зовут Елизар Суренович, а тебя, я знаю, Настенька. Какая же ты Настенька хорошенькая, какая аппетитная. Давно хотел на тебя полюбоваться, да все случая не выпадало. Наконец-то удостоился.
– Где я?
– У меня в гостях, Настенька, у меня в гостях. В загородном имении.
– А вы кто?
– Девонька дорогая, да как же придирчиво спрашиваешь… Кто да что, да почему… Обыкновенный я старец, покровитель искусства и ценитель красоты. Не обессудь, что таким способом тебя залучил. Уж очень ты мне срочно понадобилась.
– Зачем?
От ее коротких, резких вопросов Елизар Суренович неожиданно по-детски захлюпал носом, сдерживая смех. Что-то в этой удивительно серьезной девушке настолько его покорило и привлекло, что он действительно забыл, зачем она тут находится. Забыл - но сразу вспомнил.
– У нас с тобой, Настенька, есть общий знакомец, некто Алеша Михайлов, изрядный, как ты знаешь, шалунишка. Этот самый Алеша никак не собирается, шельмец, вернуть пожилому старичку старый-престарый должок. Я уж и так и этак к нашему Алеше подступался, никакого толку. Чтобы только мне досадить, в тюрьме десять лет скрывался. Мне-то статуйка особенно не нужна, но принцип важен, ты согласна, Настенька? Кто не платит долгов, тот Бога гневит.
Настя сидела, сложив ладони на коленях, в безвольном оцепенении. То ли газ продолжал действовать, то ли блескучая, заунывная речь старика ее завораживала, но мысль о том, что ее похитили, бродила пока в отдалении и ничуть не пугала. Здесь, в этом кукольном деревянном домике, в присутствии говорливого темноглазого старца, какая могла грозить ей опасность?
– Не понимаю - Алеша, статуэтка… Но при чем тут я?
– Ах, не понимаешь?! Ай-ай! Как я не умею ничего объяснить. Но в этом вопросе, кажется, и понимать особенно нечего. Алеша ведь тебя любит, так? Да и как ему, поганцу, не любить такую красавицу. Значит, любит. Вот я тебя на статуэтку и выменяю.
– Вы сказали, вас зовут Елизар Суренович? Вы не больны, Елизар Суренович? Вы в здравом рассудке?
Теперь Благовестов рассмеялся от души. К сожалению, время его поджимало. Он завернул сюда на минутку, чтобы на Настю поглядеть и удостовериться, что с ней все в порядке.
Поближе познакомиться он рассчитывал ночью.
– Может, и не придется тебя на статуэтку менять, - пообещал многозначительно. - Может, ты дороже статуэтки. Отдыхай и ни о чем не думай. Вечерком, даст Бог, еще потолкуем.
Так же внезапно, как появился, исчез Благовестов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148