Ее связь с двумя слабыми, неприкаянными существами, совершенно непохожими на множество других людей, не ограничивалась обыкновенным дочерним чувством, а имела иной, почти мистический смысл. Ей судьбой была уготовлена роль охранительницы и для этого отпущены особенные свойства; но вот она не выдержала искуса, и теперь непременно последует справедливое и грозное возмездие. Алешу она не винила. При чем тут Алеша? Разве сам он ведает, что творит. Он уродился несчастным человеком, и его удел - приносить несчастье другим. Его ум развит лишь в одном хватательном направлении, а чувства первобытны. Разве она не поняла этого сразу, с первого мгновения? Почему же не оттолкнула, почему не спряталась от него на дне морском? Сейчас поздно что-либо менять, она увязла в Алеше, как в тесте. Она погрузилась в него, как в злую метель. Вокруг не видно ни зги, и вместо человеческих лиц полезли на свет страшные, уродливые, звериные рыла. Алеша утянул ее неразумную, доверчивую, податливую в омут, где бродят жуткие призраки, и спастись они могут только вместе… Но это не вся правда, а правда в том…
Потянулись пригородные станции, когда Алеша, будто очнувшись, спросил:
– Интересный журнальчик?
– Тебе понравится.
– Надо поговорить, пойдем в тамбур.
– Зачем в тамбур? Говори здесь.
Вагон был полупустой, в отсеке они сидели вдвоем: в разгар революционных свершений граждане страны опасались покидать дом без крайней нужды.
– Я бы покурил заодно.
Она почувствовала, что подоспела минута, к которой она была не готова, но покорно пошла за ним. В тамбуре он задымил, выпустив сизую струю в разбитое окно. Тут сквозило изо всех щелей. Настя глядела на негр сбоку и понимала одно: нет, не спастись! Раз пошла в тамбур, пойдет куда угодно.
Ее зависимость от него была подобна тяжелому опьянению, которое она недавно испытала у Елизара в плену.
Алеша обернулся к ней и со странным выражением, словно только что умылся и еще не обсох, произнес:
– Пообещай мне одну вещь.
– Какую?
Он попытался проникнуть злым взглядом в ее душу. Настя успокаивающе улыбнулась, угадывая, что он скажет.
– Похоже, мне не уцелеть в этой заварушке. Дружка моего завалили, Федора Кузьмича. А он покрепче меня был. Без него мне хана.
– Что я должна сделать?
– Если выкарабкаюсь, пообещай, что будешь со мной.
– Как это?
– Не выделывайся, не тот случай.
– Алеша.
Скучно ему стало от ее занудства, и он высунул голову на ветер. Повис на двери, как пиявка. Она ждала. Чудно ей было стоять рядом с мужчиной, который ее и в грош не ставил, но благоволил к ней. Он тянулся к ней с такой буйной, тайной силой, что груди ее под рубашкой отвердели.
– Не бойся меня, - заговорил он тихо, устало, будто прощаясь. - Не думай, что я подонок. Я, может, еще вовсе не жил. При тебе понял: не жил. Перемудрил чего-то в самом начале. Я бы попробовал снова. Дай мне шанс. Пусть я буду твоим женихом. Смешно, да? Мне тоже смешно. Но ведь меня ждет мясник с колуном. Почему бы не посмеяться напоследок.
Что-то ломалось в нем неуклюже, необратимо; и сверхъестественным, уже совершенно женским чутьем Настя уловила, что, если сейчас не помочь ему, не остановить бессмысленную ломку, у него руки-ноги отвалятся, душа прольется кисельным бредом на заплеванный пол, и останется она век куковать старой девой, и не от кого ей будет забеременеть.
Она взяла его руки и плотно прижала к своим бокам. Потом дотянулась и поцеловала в прохладные губы, отозвавшиеся легкой дрожью. Он отстранил ее и сказал точно по секрету:
– Первый раз со мной такое! А то все кувыркался, как говно в проруби. Ну уж нет, Настенька, им меня нипочем не взять.


9

С вокзала Алеша позвонил отцу. Петр Харитонович только что вернулся из пикета, был возбужден, энергичен, ждал с нетерпением Лизу. На пикете они вдрызг раздолбали Ельцина и Гайдара с их кликой. Петр Харитонович в парадном воинском облачении семь часов простоял напротив здания Верховного Совета с плакатом, на котором было написано: «Ельцин - убирайся в Америку!», а рядом с ним старый товарищ по полку, ныне генерал-майор в отставке Глеб Иванович Прафентьев, владелец инфарктов, гордо взмывал над головой древко с лозунгом: «Россия принадлежит народу, а не рыночникам!» Оба они счастливы целый день, хотя вытерпели немало насмешек. Несколько раз у них цинично проверял документы милицейский патруль, а около полудня четверо мерзопакостных юнцов-негодяев, бывших явно в подпитии, попытались оттеснить их с поста якобы для делового, дружеского разговора. Зато сколько искренних, сочувственных слов услышали они от проходящих мимо граждан, в основном, правда, от пожилых женщин изможденно-затурканного вида. Домой Петр Харитонович вернулся с ощущением праздника. От бесплодных сомнений, от унизительного, дурно пахнущего самокопания он сумел-таки перейти пусть к маленькому, но реальному делу, приносящему реальную пользу оскверненной, погибающей Отчизне. Он словно побывал в разведке боем и подергал за бороду невидимого, но могучего врага. Был такой момент. Шел мимо прилично одетый господин, куда-то спешил, по нынешней осторожной привычке не глядя по сторонам, но вдруг вернулся, приблизился к пикету, пожал им руки, угостил сигаретой «Мальборо» и выразился так, будто закончил долгий, утомительный спор:
– Вы ведь правы, мужики! Пока не соберемся в кулак, сожрут нашу печенку. Давить надобно эту нечисть, как тараканов. Уговоры им только на руку.
И пошел дальше, задумчивый и опасный.
– Что, Петя, хороший знак, - ухмыльнулся старый вояка Прафентьев, любитель инфарктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148