Вы можете судить по своему отцу.— Вы довольны жизнью?Бевил повернулся ко мне:— Я всегда этого хотел. Мне казалось неправильным, что Ланселлу представляют не Менфреи. Так было всегда, и полагаю, я уже в ранней юности решил заняться политикой. Я строил планы разнообразных реформ. Я был юным идеалистом. Я могу рассказать вам обо всех важных событиях, начиная со времен кабинета Пила: о Расселе, Деби, Абердине и Палмерстоне. Я штудировал биографии Дизраэли и Гладстона…и конечно, Розбери и Солсбери.— Да, я — тоже.— Вы? Но почему вы, Хэрриет?— Потому что мне казалось, что, если бы я могла говорить со своим отцом о политике, он бы заинтересовался мною. Я и вправду верила, что в один прекрасный день это случится.Бевил пристально посмотрел на меня:— Скажите мне, Хэрриет, вы ведь тоже думаете, что в занятиях политикой есть свое потрясающее очарование?— Среди политиков попадаются замечательные люди. Как я восхищалась мистером Дизраэли! По-моему, они с женой удивительно подходили друг другу. Он — со своими локонами, цветистыми выражениями и блистательным остроумием; и она — в своих перьях и бриллиантах. Я слышала, что они — очень любящая чета, и мне кажется — это чудесно.— А вы, оказывается, романтичны. Вот уж не думал.— Нет ничего странного, что она боготворила его, — он был премьер-министром, любимцем королевы, и все вокруг ловили каждое его слово; но она, как я слышала, была не слишком привлекательной, к тому же старше его и умом не блистала. Он женился на ней ради денег. Потрясающе! Однако он сказал позже, или это сказал кто-то еще, что, хотя он женился на ней ради денег, после долгих лет брака он снова женился бы на ней — уже по любви.— Браки по расчету часто оказываются счастливыми. И этот случай — блестящий тому пример. Обычно от такого союза выигрывают обе стороны.— А любовь? — спросила я.— Любовь — такое чувство, которому нужно время, чтобы вырасти.— Ну а как насчет любви с первого взгляда?— Это — только страсть, моя дорогая Хэрриет, наименее долговечное из всех чувств.— Вы и вправду в это верите?— Я верю фактам. Как вы могли убедиться, я очень прагматичен.— Что ж, будем надеяться, что когда-нибудь вам удастся воплотить в жизнь свои теории.— И я сделаю это, Хэрриет, не сомневайтесь. Есть нечто занятное в том, что вы — дочь последнего депутата от Ланселлы.— Вы находите?Бевил изучающе посмотрел на меня — прищурившись, потому что солнце било ему в глаза.— Вам придется помогать мне на следующих выборах.— Я буду очень рада.— Женщина может оказаться очень полезна, в особенности дочь предыдущего депутата от округа.— Но вам не требуется помощь. Все уже давно привыкли к мысли, что именно вы будете представлять их в парламенте.Он наклонился и взял меня за руку.— Мне понадобится ваша помощь, — сказал он; и я вспыхнула от удовольствия.Я была счастлива, но не забывала напоминать себе, что Бевил всегда таков: всегда точно знает, что нужно сказать, чтобы наилучшим образом польстить даме.Он улыбнулся мне.— Я рад, — продолжал он, — что вы теперь выросли, Хэрриет. Мы должны чаще встречаться. Моя квартира не так далеко от вашего дома. Вы должны попросить свою мачеху пригласить меня в гости.— Обязательно.Мы пустили своих лошадей бок о бок и легким галопом помчались по лежавшему перед нами лугу.Добравшись до вершины холма, мы привязали лошадей, а сами уселись на большом камне. Утро было потрясающим — туман здесь уже рассеялся, солнце сияло в высокой траве, высушивая капельки росы на стеблях и заставляя их сверкать, словно алмазы. Легкий ветерок овевал мою кожу, и я была счастлива.Бевил вновь завел речь о Дженни:— Вам нравится жить в подобном соседстве, Хэрриет?— Я считаю этот дом своим.— Странно, почему она так за него цепляется.— Она хотела купить себе домик в пригороде, но оказалось, что не может трогать капитала, оставленного ей отцом. Она вроде как пользуется им, а принадлежит все мне.— Вот как?— Я не до конца понимаю. Все, что я знаю, — это что Гревилл сказал ей, что она не может получить деньги, чтобы купить дом.— В таком случае вы, моя дорогая Хэрриет, оказываетесь богатой наследницей.— Надеюсь, что мне никогда не придется унаследовать это состояние, потому что это означает, что Дженни умрет раньше меня. А я и думать об этом не желаю, потому что она мне нравится.— Подобные чувства делают вам честь, Хэрриет.— Они делают честь скорее моему благоразумию. Если бы я унаследовала все состояние отца, я стала бы наживкой для тех джентльменов, которые ищут брака по расчету. Я предпочитаю жить скромно, но обезопасить себя от подобных атак.— Дорогая Хэрриет, ваше состояние — скромное оно или нет — не единственное ваше достоинство.— Вы меня удивляете.— Да? Тогда мы квиты. Вы тоже меня удивили своими речами.— Полагаю, вы считали меня занудой?— Вы только теперь открылись.— Вы только теперь позволили мне это.Бевил рассмеялся и сжал мою руку.— Хэрриет, — сказал он, — обещайте, что вы предоставите мне еще случай — здесь и в Лондоне.Он наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Не страстно — как, по моим представлениям, он целовал других, — но осторожно, почти удивленно. И я подумала: теперь он видит меня по-другому. Он узнал меня ближе, и я начинаю ему нравиться. Или же ему понравились мои деньги.Но огромного состояния у меня все-таки нет, потому что Дженни всего на несколько лет старше меня, и, похоже, если я что-то и унаследую, то лишь через долгие годы.При этой мысли я обрадовалась. Дело не в наследстве. Ему понравилась я сама.Подобная удача, в особенности для того, кто к ней не привык, была чересчур велика, она пьянила, как наркотик.Когда мы вновь сели на лошадей, Бевил сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89