Но, Вильгельм… Король – мой отец!
– Думаю, ему недолго осталось носить корону.
Она отвернулась, чтобы не видеть его торжествующего лица. Мелькнула мысль: я недостойна быть королевой, я всего лишь женщина.
Она вспомнила, как давным-давно отец сажал ее к себе на колени и, кто бы в это время ни входил в его кабинет, всем хвалился своей сообразительной, смышленой дочуркой. Она почти явственно услышала слова, столько раз звучавшие в детской: «Леди Мария – его любимица». И его голос: «Девочка моя, мы всегда будем любить друг друга».
И вот она стала одной их тех, кто был настроен против него. Вскоре ему предстояло узнать об этом. Сломленный несчастьями, с какими чувствами он воспримет это известие? Скажет ли: «Когда-то я всей душой любил эту неблагодарную дочь»?
Ей захотелось крикнуть: «Он мой отец, я любила его!»
Но, повернувшись, она увидела холодное лицо Вильгельма – его глаза напоминали ей об обещании повиноваться ему.
Мария-Беатрис писала своей падчерице:
«Милая Мария, я не верю в то, что ты теперь заодно со своим супругом, – ты, желавшая людям столько добра и не причинившая зла ни одному из известных мне людей. Я не верю в то, что ты могла бы держать в голове такую мысль, даже если бы речь шла о худшем из отцов, а уж тем более – направлять ее на лучшего, всегда любившего тебя и гордившегося тобой больше, чем всеми остальными своими детьми».
Могла ли она без слез читать эти строки?
«О Господи, – молилась она, – сделай так, чтобы все уладилось. Пусть мой отец осознает свою неправоту, пусть раскается в своих проступках… и пусть Вильгельм получит корону, когда мой отец с миром уйдет из жизни».
Ей было тоскливо и одиноко, как никогда прежде. Она часто вспоминала те счастливые времена, когда Джемми учил ее кататься на коньках, и другие, более поздние – когда она сидела за одним столом с Вильгельмом и преподобным отцом Барнетом, разговаривая о будущих радостных переменах в Англии, в Голландии, в семье принца. Преподобный отец Барнет недавно женился – на дочери одного из самых богатых голландских купцов – и теперь был доволен своей жизнью; вне всяких сомнений, подумывал он и о тех днях, когда новые король и королева пригласят его на родину.
Каждую ночь Марии снился отец. Его глаза с мольбой смотрели на нее. «Неужели ты забыла, как я любил тебя?»
«Не забыла, – говорила она себе, – но должна забыть, потому что теперь у меня есть муж».
Днем она исступленно молилась. В ее жизни могли быть только две святыни – религия и супруг.
Все остальное нужно было предать забвению.
* * *
Но забыть было трудно – особенно когда она читала письма, приходившие от отца.
Он не верил в то, что она состояла в заговоре, направленном против него; он отказывался даже думать о такой вероятности.
«Уже давно не получаю от тебя писем и объясняю это тем, что тебе неловко писать мне после того, как у нас стало известно о намерении принца Оранского свергнуть законного короля Англии. Я знаю, моя дочь не может не быть любящей и верной супругой – но по той же причине я не могу не верить в то, что ты по-прежнему любишь меня и не желаешь мне зла. Больше я ничего не скажу, понимая, в каком ты сейчас пребываешь состоянии, вынужденная разрываться между отцом и супругом. Что касается меня, то я питаю к тебе самые добрые чувства».
Читая это письмо, Мария разрыдалась.
– Я этого не вынесу! – всхлипывала она.
Столько несчастья ради одной короны! Нет, не одной – трех: Англии, Шотландии и Ирландии. А сколько желающих завладеть ими!
Она пошла к Вильгельму – хотела упасть перед ним на колени и умолять отказаться от своих планов. Однако, войдя к нему, увидела столько холодной решимости в его лице, что сразу поняла – ничего не выйдет. Все равно что просить его отказаться от мыслей об этих трех коронах. Или предложить расстаться с Елизаветой Вилльерс.
Помолчав, она сказала:
– Вильгельм, обещай мне, что если мой отец станет твоим пленником, ты не причинишь ему вреда.
Вильгельм не был мстительным человеком; он дал ей такое обещание.
КОРОЛЬ ВИЛЬГЕЛЬМ И КОРОЛЕВА МАРИЯ
Вильгельм приготовился к отъезду в Англию. Несмотря на плохое самочувствие – участились приступы астмы, к которым добавился надрывный кашель, мучивший его и днем и ночью, – он выглядел даже помолодевшим. Наконец-то сбывалась его мечта; он и сам боялся поверить в ее исполнение. Внешне он был спокоен, как всегда, однако Мария чувствовала его душевное волнение.
Он посмотрел на нее – нежней, чем когда-либо прежде; не мог не ценить ее лояльности, заставившей повернуться спиной к отцу.
Итак, ему все-таки удалось обуздать ее; об этом было приятно думать. Как-то почти незаметно промелькнуло воспоминание о той строптивой девчонке, что когда-то не хотела быть его невестой. Она навсегда исчезла. Превратилась в кроткую и послушную супругу, и если бы у него было желание – и потенция, – он сделал бы из нее страстную женщину.
Впрочем, он не имел склонности к подобным невинным забавам. Ему была дана великая судьба, и он не собирался выпускать ее из своих рук – маленьких и тонких, но от этого ничуть не менее цепких, чем требовалось ему.
– Мария, – сказал он, – молись о том, чтобы Господь благословил и направил нас.
Она склонила голову; на этот раз ее слезы не привели его в отчаяние.
– Я буду молиться, Вильгельм… и сейчас, и во все последующие годы.
– Да – и во все последующие…
Он заметил страх, промелькнувший в ее глазах, – и вновь остался доволен.
– Вильгельм, ты меня пугаешь.
– Мы должны быть готовы к любым превратностям судьбы, – сказал он. – Не забывай: во владения твоего отца я иду не с миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105