Вокруг постоянно звучала музыка, которую включала Сара. Знаешь, когда работает один орган восприятия, работают и все остальные, объясняла она, искусство не рождается, если сам художник пуст и ничего не ощущает. Вникни в мелодию, услышь ее, почувствуй, почувствуй искусство. И звучала музыка: назойливый марш кельтских народных мотивов, симфония Бетховена, ансамбль карибской музыки, африканская мешанина под названием «Мисса Луба», плач электрогитар, от которого мурашки пробегали по коже,Очарованный мощью ее личности, ее преданностью искусству, Уивер сам ощутил, как сорок три года мрака остались за спиной и теперь над головой сияет солнце. Он будто заново родился. Интерес не ослабевает, ум не рассеивается, а чувства хлещут через край. Через шесть месяцев Сара стала его любовницей, а пока Уивер называл это состояние поисками искусства. Пока что все было относительно безопасно. И не хотелось думать о будущем.Сара. Уивер удивился, что даже сейчас, после всего случившегося, даже после Елены, ее имя хочется шептать, хотя он запретил себе это еще восемь месяцев назад, когда Джастин обвинила его в измене, а он не стал отпираться.Супруги поехали в старую школу под вечер в один из четвергов, когда обычно проходили занятия. Горел свет, в камине играл огонь, на опущенных шторах отражалось его мерцание, и Уивер знал, что Сара ждет его, что заиграет музыка и на полу и подушках будут валяться наброски. Когда раздастся звонок, она выйдет навстречу, распахнет дверь, бросится к нему, увлечет внутрь, Тонио, мне в голову пришла замечательная мысль насчет женщины в Сохо, ну, ты помнишь, эта картина целую неделю покоя мне не дает…Я не могу это сделать, говорил Уивер жене. Не проси меня. Это убьет ее.Мне наплевать, как она к этому отнесется, ответила Джастин и вышла из машины.Когда он позвонил, Сара, наверное, как раз проходила мимо двери, потому что открыла сразу, и в ту же секунду залилась собака. Обернувшись, Сара кинула: Флэйм, прекрати, это же Тони, ты знаешь Тони, глупыш, А когда повернулась, увидела обоих: впереди Уивер, поодаль его жена, у него под мышкой портрет в коричневой бумаге.Сара не сказала ни слова. Не пошевелилась. Не сводила взгляда с Джастин, и Уивер увидел, глядя на нее, какой грех он взял на душу. Предательство — штука обоюдоострая, сказала как-то Сара. И только когда она попыталась укрыться под маской воспитанности и соблюсти приличия, он это понял.Тони.Энтони, поправила ее Джастин.Они прошли в дом. Из гостиной выбежал Флэйм, держа в зубах старый вязаный носок, и радостно гавкнул, завидев приятеля. Дремлющий возле огня Силк поднял голову и лениво поздоровался, вытянув свой длинный изящный хвост.Ну, Энтони, сказала Джастин.Волю его словно парализовало, он не мог ничего сделать и не мог отказать Джастин.Сара посмотрела на картину. Что ты принес мне, Тонио, словно Джастин и не было здесь вовсе.В гостиной стоял мольберт, на который Уивер водрузил полотно, сняв оберточную бумагу. Уивер думал, что она бросится к своему творению, увидев на улыбающихся лицах его дочери огромные красные, белые и черные пятна. Но Сара медленно подошла к холсту и протяжно застонала, увидев внизу полотна маленькую медную пластинку с гравировкой: «ЕЛЕНА».Уивер услышал, как пошевелилась Джастин, как она произносит его имя, почувствовал, как она сует ему в руку нож. Большой кухонный нож. Джастин взяла его в ящике на кухне перед отъездом. Она сказала, чтобы я в жизни не видела этой картины и этой женщины, ты сделаешь это сегодня же и на моих глазах.Первый порез ослепил его и своей яростью, и отчаянием. В ушах звенел вопль Сары «Нет! Тони!», а на кулаке он почувствовал ее пальцы и увидел кровь, когда, снова распарывая полотно, нож прошелся по тыльной стороне ее ладони. Когда нож полоснул по картине третий раз, Сара, по-детски прижимая окровавленную руку, попятилась назад, но не заплакала, — она и никогда не позволила бы себе этого ни перед Уивером, ни перед его женой.Довольно, сказала Джастин, и пошла к выходу.Уивер молча последовал за ней.На одном из занятий Сара рассказывала о том, как рисует художник, вкладывая душу в произведение искусства, выставляя кусочки собственного «я» перед публикой, которая может не понять, посмеяться или отвергнуть. Уивер прилежно выслушал ее слова, но смысл дошел до него только тогда, когда он увидел ее лицо после того, как уничтожил ее картину. То были не просто перечеркнутые недели и месяцы труда над подарком для Тони, не просто акт вандализма. Эти три удара ножом уничтожили единственное в своем роде признание в любви и сочувствии.Пожалуй, это самый тяжкий его грех. Заработать и получить драгоценный подарок, а потом уничтожить его.Со стены над диваном Уивер снял свои акварели, такие невыносимо правильные абрикосы и маки. На обоях остались два темных пятна, но ничего не поделаешь, а Джастин обязательно найдет, чем их прикрыть.— Что ты делаешь? Энтони, ответь мне, — испуганно спросила Джастин.— Подвожу итог.Уивер отнес работы в холл, задумчиво и бережно взял в руки одну из них. «У вас определенно получаются копии. Но способны ли вы творить?»За последние четыре дня он уяснил то, чего не понимал два последних года. Некоторые творят. Другие уничтожают.Уивер со всех сил ударил картиной о балясину у основания лестницы. Стекло разбилось и хрустальным дождем посыпалось на паркетный пол.— Энтони! — Джастин схватила его за руку. — Не надо! Это твои работы. Это твое искусство. Не надо!Второй картиной Уивер размахнулся еще сильнее. От удара по балясине ему стало больно так, будто в руку угодило пушечной ядро. Стекло брызнуло ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135