– Наш теперя-а!Толпа бросилась к палачу, на нем затрещала рубаха, свалилась шапка, тяжело придавили ногу. Палач толкнул от себя судью:– Сгоришь с тобой!Толпа подхватила судью, сверкнули топоры, застучали палки по голове Плещеева. Кровь судьи забрызгала в лицо бьющим.– В смирной одеже!– Сатана-а!– Бархаты, вишь, дома-а!Платье Плещеева в минуту расхватали, по площади волокли голое тело. На трупе с безобразным подобием головы болтались куски розовой шелковой рубахи, втоптанные в мясо ногами народа.– А наши дьяка ухлябали!– Назарку Чистова сделали чистым!– Тверская гори-и-т!– Мост Неглинной гори-и-т!– Большой кабак истцы зажгли!– Туды, робяты-ы! Сколь добра сгибло-о. 2 В сумраке резной и ясный, как днем, стоял Василий Блаженный Храм Василия Блаженного – сооружен в Москве в 1555–1560 гг. русскими зодчими Бармой и Постником в ознаменование победы над Казанским ханством.

. Зеленели золотые главы Успенского собора Успенский собор построен в Москве в 1475–1479 гг. русскими мастерами под руководством выдающегося итальянского зодчего Аристотеля Фиоравенти. Собор был местом торжественных богослужений, здесь оглашались важные государственные акты, он служил также усыпальницей патриархов и митрополитов.

. Кремлевская стена, вспоминая старину конца Бориса и польского погрома, вспыхивала, тускнела и вновь всплывала, ясная и мрачная.Раздвинув набухшие, отливающие сизым облака, стояло прямое пламя над большим царевым кабаком.Пестрая толпа с зелеными лицами лезла к огню. На людях тлели шапки, и казалось – не народ, а бояре выкатывают из пламени дымные бочки с водкой. Народ, в бархатных котыгах и ферязях, бил в донья бочек топорами.– С огня, братаны!– Пей, товарыщи!– Сгорит Москва!– Али пить станет негде?– Гори она, боярская сугрева!– Слушь, браты, сказывают, царь залез в смирную одежу-у …царь залез в смирную одежу-у?… – Речь идет о том, что царь Алексей Михайлович во время Соляного бунта подчинился требованиям восставших выдать ненавистных им бояр и дьяков, пообещав прекратить беззакония.

?!– Так ли еще посолим!Пили, как в подвалах Морозова: шапками и сапогами. Дерево на мостовой, политое водкой, загорелось. Горела и сама земля. На дымной земле валялись пьяные. Свое и боярское платье горело на людях. Люди ворочались, вскакивали, бежали и падали, дымясь, иные корчились и бормотали. По ногам и головам лежащих прошел кабацкий завсегдатай поп-расстрига, плясавший по кабакам в рваном подряснике. С кем-то другим, таким же пьяным, они тащили обезображенный труп Плещеева. Расстрига, мотаясь, встал на головни, на нем затлелась рваная запояска, задымились подолы рясы.– Спущай! – крикнул он и бросил, раскачав, прямо в огонь тело судьи.– Штоб ему еще раз сдохнуть! – И запел басом: Человек лихой…Дьявол душу упокой,А-а-ллилуйя? – Горишь, отец!– Был отец, нынь голец!В стороне, белея кафтаном, в бархатном каптуре стоял широкоплечий казак. Правую руку держал под полой, там была сабля. Он думал: «Эх, сколь народу свалилось, а бояр? Мал чет…» И, повернувшись, прибавил вслух: – Ну, да еще впереди все!Широко шагая, шел дымными улицами, – ело глаза, пахло горелым мясом. Народ по улицам лежал, как большие головни. Атаман тоже изрядно выпил, но поступь его была тверда. Только душе хотелось простора, и рука сжимала рукоять сабли.Он был недалеко от знакомого тына, уже ступил на старое пожарище, и тут только заметил, что за ним идут три человека стороной.– Эти не хмельные. Истцы!Один из троих подошел к атаману. На нем чернела валеная шапка, серел фартук торговца:– Эй, слушь-ко, боярский сын!Атаман сдвинул каптур на затылок, повел глазами.– Не светло, а зрак твой видной, – не ворочай глазом, я человек простой!– Чего тебе?– Ты зряще купил экой каптур – ей морозовской и кафтан турской бога…– Дьявол!..Атаман выдернул из-под полы пистолет, щелкнул курок, но кремень дал осечку. Подбежали еще двое. Атаман шагнул быстро к первому, ударил торговца по голове дулом. Парень осел, не охнув.– А вы? – крикнул он грозно.Двое бежали прочь.Атаман гнался долго за двумя и скрипел зубами, но бегали истцы скоро. Он проводил их глазами за Москворецкий мост, вернулся к убитому, поднял его, сунул в яму, в которой когда-то выгорел столб.Сам не зная зачем, навалил на яму два обгорелых бревна:– Бревна не на месте, а тут черту крест!Знакомым путем прошел через пожарище и скрылся в кустах обгорелой калины. 3 За столом на широких ладонях лежит курчавая голова.Ириньица, в шелковом летнике, в кике бисерной по аксамитному полю, разливает в большие чаши мед.– А и что-то закручинился, голубь-голубой? Пей вот!Атаман поднял голову. Взгляд потускнел, на худощавом лице – усталость.– Жонка, не зови меня голубем, – сарынь я.– Ой, то слово чужое! А что такое сарынь, милой?– Сарынь – слово бусурманское – сокол, а по-нашему, по-казацки, – коршун!– Уж лучше я буду звать тебя соколом. Не кручинься, пей, вот так.– Ух, много пил, – а и крепкий твой мед! Не кручинюсь… Плечи и руки томятся по делу. Много его на Москве, да во Пскове наши играть зачинают …во Пскове наши играть зачинают… – Весной и летом 1650 г. в Пскове и в Новгороде произошло восстание городской бедноты, подавленное московскими воеводами.

… Меня же тянет на Дон.– Жонка, видно, ждет там? И зачем ты, сокол, такой сладкой уродился?– Думаешь… приласкаю, а рука за пистоль тянется – убить… Боярыню нынь приласкал.Глаза женщины загорелись злым:– Змею ласкать? Змея, сокол, завсегда с жигалом!Атаман, выпивая, обмолвился раздумчиво:– Есть у меня чутье, как у зверя, и знаю я… убить или простить… Тут надо было так – простить…– Пей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28