Ее голос был тонок и визглив, временами он напоминал арию циркулярной пилы.
Безвинные жертвы и отъявленные негодяи – все, кто отдал этой трости свою боль, страх, ненависть, – подпитывали мою логическую энергию. И когда резервуар переполнился, я завибрировал, словно вонзившийся в стену нож, и стал растворяться в воздухе. Что я чувствовал при этом? Блаженство.
Я растворялся в окружающем пространстве. С чем это можно сравнить? С погружением в горячие воды южного моря. Но для сибиряка там слишком жарко, и ты разомлеваешь, а не воспаряешь. С затяжным парашютным прыжком в самой гуще теплого тумана, где нет верха и низа, нет времени и пространства. Но там ветер свистит в ушах и лижет лицо, и ты не можешь расслабиться, помня, что придется дергать кольцо. С любовным экстазом – мгновением полного и потому столь редкого слияния женщины и мужчины. Но он слишком краток…
Наконец трупы раскатились, дверь распахнулась, и прямо с порога жандармы открыли беглый огонь. Они раздумали брать меня живьем. Пули проходили сквозь мерцающий силуэт и летели дальше – в безоблачное небо, в покрытую разводами далекую стену соседнего дома. Меня больше не было здесь. Разделенный на отдельные стихии, составляющие всякую живую материю – Логос, огонь, воду, землю и воздух, – я изменил форму существования. Я истаял. Снова я соберусь воедино там и тогда, где и когда само собою возникнет нужное изгибание мировой линии, и «отдельные песчинки, попав в водоворот и ссыпаясь на дно воронки, уже не смогут не собраться вместе…».
Отчего я испробовал именно этот логический прием? Учась в Академии, я, как и другие и-чу, вбивал себе в голову больше тысячи заговоров, самозаговоров и заклинаний. И тут же их благополучно забывал. Они хранятся в дальних уголках памяти, всплывая, лишь когда меня обложат со всех сторон. При этом я должен находиться в состоянии «просветленности», как говорят наши восточные коллеги, обладать нужным количеством логической энергии и соответствующими атрибутами.
Я спасся, но потерял свою одежду, оружие, деньги и документы. С немалым трудом я снова раздобыл все необходимое. Выбравшись из негостеприимного Канска, я продолжил свой бег по южным губерниям.
А затем я нашел то, что искал. Почти случайно. Когда успел отчаяться и долгими зимними вечерами стал всерьез подумывать, не наложить ли на себя руки. Я был совсем один, я не знал, живы ли мои родные, мне казалось, всех и-чу уже выловили и перебили. Иначе я непременно отыскал бы кого-нибудь. Непозволительные мысли я безжалостно сек и топтал, но они упрямо лезли в голову снова и снова.
На привокзальном рынке города Нижняя Уда я обнаружил кончик тонкой, редкой, но весьма разветвленной подпольной сети, которую израненная Гильдия сумела сплести за эти полгода. Сеть для того и создавалась, чтобы спасать чудом уцелевших, мечущихся по стране и-чу. Беглецов укрывали, выхаживали, если в том была надобность, а потом, выправив надежные документы, снабдив паролями и адресами явок, переправляли через границу. На родине Истребителям Чудовищ делать было больше нечего.
Я отказался бежать из Сибири и попросил принять меня в сеть. Я был готов взяться за любую работу. После тщательной проверки меня сделали одним из ее «узелков». Зная мой характер и понимая, что я вряд ли смогу долго усидеть на одном месте, меня превратили в коробейника, разъезжающего по Илимской губернии с самыми разными поручениями.
В Верхнем Вычегае мне нужно было дождаться связника из города Ломова и, получив сведения о местонахождении атамана Лиховцева, отправиться на встречу с ним. Атаман интересовал Гильдию в качестве потенциального союзника, ибо господин Лиховцев выступил против нового Правителя, поднял мятеж в Саянском уезде, был разбит и пустился в бега. При необходимости он за неделю мог собрать до тысячи сабель при сорока пулеметах и двух легких орудиях. Невелика сила, однако на безрыбье и рак – в чешуе.
Я вел бойкую торговлю – это нетрудно, если продаешь Себе в убыток. Лишь бы конкуренты не поколотили. Но на сей раз я был на ярмарке единственным продавцом фань-ских товаров, так что обошлось. И я ждал…
Сейчас бы меня и мать родная не узнала – так здорово я замаскировался. Волосы стали огненно-рыжими, глаза – зелеными, как малахит, кожа приобрела устойчивый кирпичный оттенок. Появились щегольски завитые, напомаженные усики и модная в глубинке шкиперская бородка. Да и смой я грим, не каждый знакомец признал бы во мне младшего логика Игоря Федоровича Пришвина – уж больно переменился за время лихолетья ваш покорный слуга.
Мама… Где она? Связник сообщил: после начала событий мою семью успели надежно спрятать. Знает ли мама о судьбе великовозрастных детей? Каждый день может прийти страшная весть, ведь большая охота продолжается. Велик ли запас прочности у материнского сердца? У скольких матерей оно разорвалось от одного лишь ожидания новостей…
Связник из Ломова не явился к намеченной дате, не приехал он и до контрольного срока. Мне следовало свернуть торговлю и мчать на. запасную явку – в Нижний Вычегай. Но вместо этого я занялся личной жизнью.
Настя… Она не давала мне покоя ни днем ни ночью. Я думать ни о ком и ни о чем другом не мог. Пока ждал связника, еще держался – в жизни никого не подводил. Но теперь за мной долгов нет. Так я решил. Закрыв торговлю и оставив непроданный товар на складе у знакомого купца, я налегке отправился в Тутолово. Мне нужно было увидеть ее. Только и всего.
Согласившийся подвезти меня приказчик лихо правил каурой кобылкой. Бричка неслась по ухабам и порой подбрасывала седоков, как дикая лошадь – объездчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151