Кедринец, не успев почувствовать боли, повалился на чисто выметенный тротуар.
Сергей Платов пожертвовал собой. Вернее, это я пожертвовал им во имя победы. Остальные кедринцы вскинули карабины, нацелив их на врага, но ни одного выстрела не прозвучало с их стороны. В ответ ударили очереди. Автоматы били в упор, пули пронизывали бойцов, выбивая кровавые фонтанчики. Страхов что-то кричал, но его не слышали.
Изрешеченные и-чу повалились на брусчатку. Коля Страхов, продолжая орать, вырывал оружие из рук своих бойцов, даже бил кого-то. Его не слушались, ему не отвечали, его не замечали. Да и поздно бьшо. Старший ловец схватился за голову, словно в приступе дикой боли, и рухнул на колени.
– Боже мой… – шевелились его губы.
Автоматные рожки иссякли, грохот выстрелов смолк. Мертвецы лежали у ног своих убийц. И-чу с удивлением и ужасом глядели на изрешеченные десятками пуль тела бывших товарищей. Они не хотели этого – просто над Каменском висел морок. Мы все в те дни вели себя как безумцы.
Потом кто-то из «вольников» подошел к трупам и осмотрел их оружие. Ножны моих кедринцев оказались пусты, а в карабинах не бьшо обойм.
Никто в штабе не бросил на меня осуждающий взгляд. Мои помощники, мои соратники, мои командиры и бойцы – все поддержали этот шаг. Отчего же тогда у меня так тяжко на душе?
Мы пожертвовали самыми верными людьми ради того, чтобы начать братоубийство. Потомки именно так оценят наши деяния. Я убежден: приговор истории окажется суров. Но куда суровее будет мой собственный приговор. И еще одно: если все началось с крови, то чем оно может закончиться?..
Итак, приказ атаковать наш отряд отдал не Назар Шульгин, не один из его командиров и даже не какой-нибудь старший ловец – его вообще никто не отдавал, но дело бьшо сделано. Воевода, когда ему доложили о случившемся, пришел в ярость и потребовал немедленно связаться с моим штабом, но бьшо поздно: наши отряды уже начали выдвигаться в ключевые пункты Каменска.
Сначала я вовсе не хотел говорить с Шульгиным. «Ни с кем из „вольников“ не соединять», – собирался приказать я, но передумал. Того, кто наотрез отказался вести переговоры, легче обвинить в разжигании войны. От меня не убудет, если перекинусь с Воеводой парой фраз. Я обманывал себя. Я боялся разговора с Назаром. Значит, чувствовал вину? Странно… Ведь наше дело – правое. Мы спасаем Гильдию от нее самой. Спасаем – пусть дорогой ценой, но иначе выйдет гораздо дороже. Так почему же?
– Чем могу служить? – ядовитым тоном осведомился я, услышав в телефонной трубке голос Воеводы.
– Я предлагаю немедленно остановить войска и заключить перемирие, – напористо заговорил он.
– Неужто вы раздумали лезть в мирскую политику?
– Нет, но… – Шульгин замолк, подбирая подходящие слова.
Нельзя было дать ему возможность оправдаться.
– Рубикон перейден, – бросил я в раскаленную трубку. – Безоружные люди убиты. Пора ответить за содеянное. – И нажал на рычаг, спеша прервать разговор.
Ладони мои горели, голова кружилась, я чувствовал озноб. Минутная слабость истаяла под ударом мощного самозаговора. Некогда заниматься самоедством; время пошло, и теперь нельзя опоздать.
Губернатору надоело без толку обрывать телефон правительственной связи, и он улетел в Столицу, надеясь попасть на прием к Президенту. Я выпустил Черепанова из Каменска, хотя вполне мог задержать – и даже под благовидным предлогом. Но я не хотел вступать в прямой конфликт с мирскими властями. Войну на два фронта нам не выиграть.
К тому же я был почти уверен: несмотря на обоюдную симпатию Валуна и Воеводы, «отец нации» не станет мешать Гильдии делать себе харакири. Победителя всегда можно поддержать и наградить либо осудить и покарать. Удобная позиция. В любом случае будущий победитель окажется слабее, чем сейчас любая из сторон.
«Вольников» было по-прежнему больше, чем нас, но они раздробили силы, не зная, где мы нанесем главный удар. Им нужно было одновременно защищать несколько стратегических объектов: штаб-квартиру рати, губернаторский дворец, городской арсенал, казармы полевой жандармерии, аэродром, мосты, здания Губернской Управы и Префектуры, главпочтамт, губернский телеграф и кое-что еще.
Лишить «вольников» связи – наша первейшая задача. Не считаясь с потерями, ударный отряд кедринцев взял штурмом телефонную станцию. Другой отряд захватил радиовышку, стоявшую над городом, словно огромный ажурный хвощ. Оставались радиостанция в Блямбе и дюжина переносных передатчиков, тайком приобретенных Гильдией в гарнизоне. Какая рать этим не грешила?..
Не имея в своих рядах ни одного Великого Логика, мы не могли подвесить над городом заряженное грозовое облако, которое часами наводило бы в эфире помехи. Пришлось использовать позаимствованные на складе Корпуса Охраны глушилки и забивать переговоры «вольников» брачным воем лесной сирены. Проще всего оказалось спилить телеграфные столбы на подступах к городу – на этом закончилась первая фаза операции.
Где успели, мы перерезали баррикадами главные городские магистрали. В ход шли трамвайные вагоны, торговые киоски, афишные тумбы и украденные со строек и припрятанные поблизости бетонные блоки. Пилить вековые деревья нам было жаль; да и древесные духи непременно отплатили бы нам за содеянное зло.
В нескольких местах пришлось заминировать проезжую часть фугасами. Колонна «вольников», спешившая на выручку осажденному в губернаторском дворце отряду, не поверила ярким предупреждающим надписям, которые по моему приказу были сделаны на проезжей части, и две головные машины взлетели на воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151