– Я тебя жду!»
Дракон нависал надо мной всем своим семисаженным туловищем. Его мощный членистый хвост – толщиной у основания в три человеческих тела – заканчивался тонким длинным отростком с мелкими шипами, который с посвистом резал воздух, иногда охаживая дракона по чешуйчатым бокам.
Песчаный дракон пристально смотрел на меня, и мне вдруг почудилось, что он видит меня насквозь.
– Голова! – снова завопил Ли Хань. Я едва слышал его за свистом хвоста и вибрирующих крыльев. Ветер, который они поднимали, дул в сторону фаньца, унося слова.
Внезапно я понял мысль старика: «Голова-то тебе на что дана?!» И начал тихо, а потом все громче читать заговор «от гада летучего» – старинный сибирский заговор, сочиненный наверняка еще во времена Ермака Тимофеевича. Он спасал крестьянскую пашню от несметных полчищ саранчи, налетавших из южных пустынь.
Дракон гомерически расхохотался. От неожиданности пошатнувшись, я приземлился на пятую точку. Так и остался сидеть. Человеческий хохот, раздававшийся из драконьей глотки, был безумно странен, но не страшен.
Тело дракона висело в воздухе, извиваясь в мельчайших конвульсиях. Вокруг меня бушевала буря, так что я оказался в туче песчаной пыли. Пришлось закрыть нос висевшей на груди матерчатой повязкой, которую на случай самума носит каждый пустынный житель.
Наконец чудовище утихло, опустилось на землю, снова вызвав ощутимый толчок. С трудом отдышалось, утомившись, конечно же, не от смеха, а от преодоления силы тяжести.
– Ты насмешил меня, маленький человечек, – раздался скрипучий, почти механический голос, никак не зависящий от голосовых связок и гортани. И опять он был странен, но не страшен. Дракон говорил по-уйгурски. – Я так давно не смеялся, что позабыл, как это делается.
– Тебе понравилось? – от полного очумения, наверное, спросил я на том же языке. Песчаные драконы не умеют разговаривать.
Пошире растопырив пластины, дракон уперся хвостом в скальный выступ и уселся на него, как на скамейку. Теперь мы сидели оба, но песчаный дракон по-прежнему возвышался надо мной, как гора. Он снова заговорил – все тем же утробным голосом:
– Я – не чудовище, ты – не дичь. Я – санитар пустыни, ты – санитар тайги. Что нам делить? Мы должны поладить.
– Почему ты чревовещаешь, как индусский факир? – снова задал я вопрос, не относящийся к делу. – Внутри тебя сидит раб, который говорит? Или наоборот: ты – огромная шкура маленького говорливого хозяина, который прячется в твоем пустотелом брюхе?
Дракон шевельнулся, взмахнул крыльями, едва не оторвавшись от земли. Облако мельчайшего песка взметнулось в воздух и медленно опало. Дракон не позволил себе рассердиться. Но и отвечать не стал.
– Ради встречи с тобой я неделю охотился за пустынщиками, пока не съел здесь всех до единого.
– Откуда ты меня знаешь? – Чего угодно мог ожидать я от встречи с песчаным драконом, но только не такого поворота.
– Мой нутряной сиделец – не йети, как обычно бывает, а человек. Когда-то он был твоим сотоварищем и хорошо знает Ли Ханя. Они бы легко нашли общий язык, но у старика все в прошлом. А мне интересно будущее.
– В Сибири у Гильдии нет будущего.
– А кто говорит о Сайбири?
Я молчал. Дракон со своим «наездником» – тоже. Я услышал приближающееся дыхание фаньца. Он разучился двигаться беззвучно. Дракон повернул голову, глянул фарфоровым глазом на ползущего по-пластунски Ли Ханя и произнес:
– Садись рядом. Все равно сказанное умрет вместе с тобой.
– Прямо сейчас, дракона-сан? – вежливо осведомился старик.
– Как тебе будет угодно… – Дракон снова махнул крылом, и поднявшийся было на колени фанец тюком повалился на песок. – Мы с тобой должны слетать на гору Белой Тени, – обратился дракон ко мне.
– Для чего? – спросил я.
– Не перебивай меня, мальчик, – укоризненно произнес он. – Я все продумал. Старик позаботится о твоей драгоценности. А мы не можем терять ни одного лишнего часа. На закате Белая Тень вернется на гору снова, и тогда… – Он не договорил. Голова дракона затряслась, как будто он пытался вытряхнуть из уха попавшее туда насекомое.
– Что с тобой, уважаемый? – осведомился я.
Дракон продолжал вытрясать нечто невидимое. Он дергался все сильнее, хвост едва удерживал его в сидячем положении – еще немного, и он сверзится на песок, вызвав очередное землетрясение.
– Разлад между начинкой и оболочкой, – пояснил вставший на ноги Ли Хань. – И-чу хочет сказать всю правду, а драконья суть не позволяет.
– Как же и-чу попал внутрь? – с удивлением и сочувствием наблюдая за мучениями дракона, спросил я старого фаньца. – Никогда не слышал о подобном.
– Дракон его сожрал. Недаром народы верят, что, съев мозг врага, ты обретаешь его мудрость. Внутри огромного драконьего тела проглоченный разум выращивает себе новое, малое тело. «Наездник», похожий на человечий зародыш, может существовать в брюхе песчаного дракона многие века.
Дракона перестало трясти. Он явно прислушивался к словам Ли Ханя.
– Я не говорил тебе об этом: подобное знание опасно, – продолжал старик. – Можно пожалеть дракона, когда он взмолится о пощаде человеческим голосом, и потерять драгоценное время.
Ли Хань разговорился, и дракону это не понравилось. Кончик его хвоста вдруг беззвучно высунулся из песка возле стариковых ног, обвился вокруг его лодыжки и резко дернул. Фанец взмахнул руками и, падая, уткнулся лицом в песок. Фыркнул, закашлялся, еще больше набрав в рот песка.
– Я не могу сказать – язык не поворачивается. Ты все увидишь сам, – произнесло чудовище голосом циркового чревовещателя. – Летим…
– Что мне делать, Ли Хань?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151