— Как же журналисты любят с блатарями общаться, а…
— Да. Вон, Циркуля помнишь, — хмыкнул майор. — На него целая стая борзописцев работала.
— Э, журналист, а лучше шлюхой или журналистом быть? — спросил верзила.
— Ладно, остынь, — велел майор.
И допрос пошел по очередному кругу. Вопрос за вопросом. Когда Валдаев познакомился с Турком? Что знает о деятельности ореховских братков — Паши, Урода и Кургузого.
А потом произошел внешне ничем не вызванный перелом. Майор поскучнел.
— Ладно, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Извини те за беспокойство. Возможно, мы ошиблись. Ремонт мы оплатим, — произнес он таким тоном, что Валдаеву вдруг страшно захотелось вставить стекла за свой счет.
— Я сам вставлю, — поспешно произнес Валдаев.
— Ну как хотите, — майор расстегнул папку, вытащил оттуда бумагу. В бумаге надо было расписаться, что претензий нет.
Валдаев поставил свою размашистую залихватскую закорючку.
— До свидания, — майор спрятал бумагу обратно в папку. — Заметьте, не прощаюсь навсегда. Только до свидания. Чувствую, нам еще встречаться.
— Сомневаюсь.
— Вы не так просты, Валерий Васильевич. Интуиция майора Кучера не подводит.
«Чтоб ты сдох вместе со своей хваленой интуицией, майор Кучер», — подумал Валдаев с бессильной злостью.
Валдаев проснулся окончательно в первом часу. Он то выныривал из сна, то с удовольствием погружался в него обратно. Ему не хотелось просыпаться окончательно. В полудреме было уютно и тепло. Но стоит проснуться, как хищно набросятся воспоминания, они бесцеремонно ворвутся всезнание и будут терзать его, как клещами.
Но просыпаться все-таки пришлось.
Он был вымотан, разбит. Нехотя поднялся, заварил крепкий кофе и выпил большую чашку. Кофе он признавал только в зернах. Скрепя сердце молол их в электрической кофемолке, хотя по всем правилам кофе надо молоть вручную. Электрокофемолка пережигает зерна.
Он сидел, тупо отхлебывая горячий напиток. Ночное происшествие казалось ему сейчас виденным когда-то Фильмом. Ему даже иногда казалось, что это плод разыгравшегося воображения. Но хруст разбитого стекла под подошвой быстpo приводил в чувство.
Есть не хотелось. Он сварил себе вторую чашку кофе.
Хорошо, что на сегодня не запланировано никаких дел. Он был не в состоянии куда-то идти. С другой стороны, и в квартире он ощущал себя не лучшим образом. «Моя квартира — моя крепость» — этот тезис все больше затирался. Какая тут крепость, если сюда шастают все кому не лень?
Наконец, очухавшись, дозвонился до РЭУ, выяснил, что стекольщика ему ждать долго. Поэтому по газете «Экстра. М» обзвонил пару фирм. Брали там дорого, зато были готовы приехать хоть сейчас. Он сделал заказ. Они появились через час — деловитые, назойливо вежливые и, главное трезвые работяги. Все обмерили. Еще через полтора часа притащили стекла. Установили их. Получили деньги. Оставили визитку, предложив обращаться еще.
— Решайте насчет стеклопакетов, — сказал старший. — Обычные стекла — это вчерашний день. От бедности.
— Я подумаю, — заверил Валдаев.
Работяги отбыли, и Валдаеву сразу стало легче на душе Хоть какая-то проблема была решена. В рамах были стекла — хоть иллюзорная, но перегородка, отделяющая от всего остального мира. С разбитыми стеклами Валдаев ощущал, будто в его крепости зияет брешь.
В пять часов позвонил ответственный секретарь и за явил, что завтра будут выдавать гонорары. Новость была отрадная.
За ничегонеделанием и дуракавалянием он провел остаток дня.
Прибираясь на кухне, на шкафу он заметил газету «Опасная ставка», новый номер. Откуда она взялась? Милиция оставила? Нет, вряд ли. Кажется, газета лежала еще до их появления.
Он открыл ее, пролистнул. Криминальные новости ему сейчас читать хотелось меньше всего. И вдруг он застыл.
Красным фломастером жирно было обведено название статьи «Охотник за сердцами». На полях написано с восклицательным знаком: «Чума!». Валдаев пробежал статью глазами. Она была о том самом объявившемся в Москве маньяке, который раз в два месяца вырывает сердца. О нем Валдаев читал недавно. Но откуда газета у него? Он задумался… Вспомнил. Ее оставила Наташа. Больше некому. И комментарий в ее стиле…
Он еще раз пробежал глазами текст, и ему стало как-то неуютно. Будто вся эта история имеет какое-то отношение к нему. Глупости, какое она может иметь к нему отношение?
Он зло отбросил газету от себя. Хорошо, что майор не увидел ее с комментариями. Что бы он подумал!
Он посмотрел в окно на погружающуюся в вечер Москву. Момент погружения города в вечер был некоей мистерией. Тогда казалось, что в нем могут происходить чудеса. Но обычно чудес не случалось. Зато выступала из всех темных уголков тревога.
К «Черному бизону» уже начинали съезжаться первые иномарки. Оттуда выходили сладострастны со своими дамами в длинных плащах и коротких юбках.
В самой квартире было тихо. Даже часы не тикали — Валдаев не любил тикающие часы, с бесцеремонным постоянством напоминающие о том, что время течет. И ему не нравились эти напоминания об утекающих секундах, часах, годах. После тридцати лет начинаешь жалеть утекающее время. Ведь впереди еще неясно, но вполне различимо маячит вторая половина (если повезет) жизни. На следующий день после тридцатилетия он закинул на антресоли большой, мерно тикающий будильник и купил эти электронные часы. Они тоже старательно показывали утекающие секунды, но на них хоть можно было не обращать внимания. Стук же будильника нагло лез в уши.
И на улице вдруг установилась тишина. Спал поток машин. В мире что-то будто напряглось. И у Валдаева возникло ощущение, что сейчас что-то произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72