Профессор. Кончилось.— Что именно?— Наш договор. Три точно такие же дискеты хранятся в одном лондонском, одном цюрихском и одном нью-йоркском банке. И если от меня через определенное время не поступит сигнала, что со мной все в порядке, дискеты начнут движение. Как вы думаете, куда? Не нужно объяснять, нет?— И десятки твоих бывших товарищей сядут в тюрьму, — заметил Профессор.— Сотни, Профессор. Не скромничайте. Сотни. Но я думаю, что в германских, американских и лондонских тюрьмах они принесут меньше вреда, чем на свободе, где они вынуждены выполнять ваши приказы и приказы ваших начальников.— Это твое окончательное решение?— Да. Но прежде я хочу получить ответ на очень простой вопрос. Кто взорвал паром «Регата»? И еще конкретнее: мы или не мы?— Ты сам прекрасно знаешь, что такие вопросы не задают и на них не отвечают.— Это у вас там в Кремле и в Белом доме не задают и не отвечают. А я задаю и требую ответа.— Не знаю, — помолчав, проговорил Профессор и повторил:— Не знаю.— Странно, но я верю вам. Профессор. Да, верю. Точнее — очень хочу верить.Странное дело. Вы умудрились прожить почти всю свою жизнь, выполняя самые грязные поручения начальства и оставаясь при этом в душе благородным человеком.И слово «Родина» или, как нынче, «Россия» не звучало в ваших устах фальшиво.Раньше я воспринимал это как данность. Сейчас это мне кажется поразительным. Вы не были благородным человеком. Профессор. А если и были, то очень давно.— Что тебе дает право говорить это?— А вот то самое, что происходит в этом городе. Как оперативник я могу оценить изящество комбинации, в результате которой к власти приходит НДР. Но это сугубо профессиональный подход. Есть и другой — человеческий. А по нему все это — подлость и гнусность.— Понятия не имею, откуда ты все это взял, — попытался возразить Профессор, но смотритель маяка перебил его:— Двадцать с лишним лет я не состою в штате разведки. Но все двадцать лет я занимался этим делом с таким рвением, как никто. Потому что речь шла о моей безопасности. Неужели вы думаете, Профессор, что я сказал бы вам хоть единое слово, в котором не был бы на сто процентов уверен?— Кэп — твоя работа?— Да.— Акция с празднованием 7 ноября?— Да. Но это была не более чем шутка.— Зачем ты здесь появился?— Пять лет назад, в Кельне, я вам сказал, что не позволю решить России балтийскую проблему преступными методами. Я был на пять лет моложе, российская демократия была еще совсем ребенком, я чувствовал моральную ответственность за мою родину, которую, как мне казалось, я вновь обрел. Я тогда и не подозревал, что вы попытаетесь решить проблему таким образом. Это — не бандитизм. Это — хуже. Хотя не знаю, что может быть хуже.— Зачем ты отдал документы Комарову?— Это была моя ошибка. Я надеялся, что они усилят его позицию. А они стали причиной его смерти. Это было моей последней иллюзией. Глупо, но я рассчитывал, что президент использует этот козырь и докажет всему миру, что Россия — цивилизованная страна, что весь бандитизм коммунистического режима — давно в прошлом. Но, как выяснилось, одно лишь сомнение может стать причиной гибели совершенно ни в чем не повинного и ни в чем не замешанного человека.— Мы пытались его остановить.— Знаю. Даже губернатора посылали к нему на встречу. Встреча окончилась неудачей. Но вы не могли допустить, чтобы Комаров задал свой вопрос на предвыборном собрании. Его разнесла бы пресса. Сначала по городу, а потом по всему миру. И стали бы вслух говорить о том, о чем молчали из мелкополитических соображений. Поэтому он был убит. Я не спрашиваю, санкционировали ли вы это убийство. Потому что я и так знаю: да, санкционировали. Пусть не вы родили эту идею, но вы оплодотворили ее своей властью.С моря потянуло свежеразделанной сосной.Смотритель маяка кивнул:— Лесовоз «Петрозаводск». Идет в Гамбург. Если бы вы знали, Профессор, как я соскучился по тайге!Но Профессора сейчас заботили совсем другие проблемы.— Ты говоришь «Россия», «родина», но делаешь все, чтобы помешать ей выкарабкаться из кризиса. Ты убил Кэпа, который в компании с немцами был готов вложить в порт около двухсот миллионов долларов.— Кэп — бандит, и вы это прекрасно знаете.— Россия сейчас не в том положении, чтобы разбираться, у кого руки вымыты, а у кого грязные.— Я читал в ваших газетах про эту теорию. Давайте легализуем весь теневой, а попросту говоря — преступный капитал, и пусть он работает на благо России.Честно сказать, я так и не понял, что это: просто глупость или продуманный ход того самого преступного капитала.— Нам нужно накормить народ.— Вы говорите о народе, как о свиньях, которым все равно что жрать.— России нужны деньги. Крупные иностранные инвестиции. У нас только один путь.По нему прошли Германия, Италия, Япония. Ты знаешь этот путь не хуже меня.Немецкое чудо, японское чудо. Секрет этих чудес предельно прост… — Значит, дело только в деньгах? — уточнил смотритель маяка. — Что ж, вложу в порт полмиллиарда. Долларов, естественно.— Откуда у тебя такие деньги?— У меня и у моих компаньонов есть шестнадцать процентов акций порта. Остальные мы купим на тендере. Мы уже сделали заявку на тридцать шесть процентов акций за двести сорок миллионов долларов. Обратили внимание?— Да, обратил. «Фрахт интернейшнл» — это твоя фирма?— Я ее контролирую.— Если победит Антонюк, торги не будут честными. И в российском законодательстве столько лазеек, что их невозможно проконтролировать.— Так сделайте так, чтобы Антонюк не победил.— А чем, по-твоему, мы занимаемся?— Убить Хомутова — это решение проблемы кажется вам рациональным?— Так ты и про это знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114