Слишком уж очевидно профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся.Оставался открытым вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого, заявивший, что Комарова убили по ошибке — должны были убить его, а не отца, убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные, основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а «дипломаты» у них и вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила жена Юрия — для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом, покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились «висяки» или «глухари» — дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми. Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом балтийском городе, было Предостаточно.Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину происшедшего.Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне казалась поэмами Пушкина.Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи Гражданского и Уголовного кодексов, с которыми Пастухову до этого не приходилось иметь дела. Он не отбросил документы, нет, он их самым внимательным образом изучил, разобрался в канцеляризмах протоколов, даже почти во всех упоминаемых статьях Кодексов, и в конце концов общие выводы следствия показались ему правильными. И только вот теперь, когда он шел от автобусной остановки к дому Комарова и каждый встречный объяснял ему дорогу самым подробным образом, а заодно пытался выведать, к кому и по какому делу он идет, у Пастухова не то чтобы зародилось сомнение в правильности этих выводов, но как бы крошечная заноза попала в руку — совсем крошечная: жить можно, но все-таки беспокоит, все-таки что-то не совсем так.Уже подойдя к аккуратному особнячку Комаровых, Пастухов вдруг вернулся к автобусной остановке и еще раз повторил путь, который уже проделал: дотошно выспрашивая прохожих об адресе, охотно отвечая, к кому он идет. Он даже придумал историю о дальнем родственнике Комаровых, с которым Пастухов недавно виделся во Владивостоке и который при случае просил передать своякам привет. Он понял только одно, но понял твердо: не было здесь никакого приезжего киллера. Его обязательно увидели бы и приметили. А это означало, что убийца — местный, свой.На него никто не обратил внимания именно потому, что он был свой, примелькавшийся и потому не вызвавший никакого интереса.В следственном деле, которое просматривал Пастухов, это предположение не игнорировалось. Но сыщики города К. единодушно пришли к выводу, что киллера такой квалификации в городе нет.Они перетрясли весь уголовный контингент, связанный с «мокрыми» делами, но там каждый раз присутствовали разбой, тупые бандитские нападения, не говоря про пьяную поножовщину. А тут работал холодный точный профессионал. Не было такого в городе К. Не было, хоть ты застрелись. * * * На звонок Пастухову долго не открывали, смотрели из глазка, таились за дверью. И лишь когда он напомнил, что договаривался о встрече по телефону, возня в прихожей усилилась, звякнуло железо, и Пастухов оказался в уютном просторном холле, украшенном деревянной прибалтийской резьбой и уставленном картонными коробками самых разных размеров. Жена Юрия Комарова, маленькая остроносая пигалица, поздоровалась с гостем и шмыгнула в соседнюю комнату. По тому, что в двери осталась щель в ладонь, Пастухов понял, что она не хочет пропустить ни слова из разговора мужа с этим незваным гостем.Коробки, частью упакованные и обклеенные скотчем, а частью еще не закрытые, полунаполненные, загромождали и гостиную, куда Юрий ввел гостя.— Уезжаем, — коротко объяснил он царящий в доме беспорядок. — Дочь уже отправили. А теперь вот и сами.Он, вероятно, ожидал вопроса, куда они уезжают, и внутренне напрягся, готовясь как можно убедительнее соврать, но Пастухов не стал ни о чем спрашивать.— Если ваша жена хочет знать, о чем мы говорим, пусть зайдет, — предложил он. — Нет — нет.По крайней мере я буду точно знать, от кого уходит информация.Юрий вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся.— Она не хочет ничего знать. Она боится.— Тогда действительно ей лучше ничего не знать, — согласился Пастухов. — Покажите мне последние фотографии вашего отца.Снимков было немного, с десяток. На них Николай Иванович Комаров был запечатлен со своими студентами в день выпуска, дома на огороде и на крыльце. Единственное, чем он походил на сына, — это была тучность. Причем у обоих это была некая природная особенность организма, а не следствие переедания или лени.— Есть еще видеокассета, — вспомнил Юрий. — Одно время я увлекался съемками.— Покажите, — попросил Пастухов. На кассете Николай Иванович был запечатлен с сыном, невесткой и внучкой, но больше всего — со своими сортовыми тюльпанами.Юрий называл эти сорта, названия были похожи на названия духов или дорогих французских вин, но Пастухов ни одного из них не запомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114