Потом Егоров отошел в сторону от толпы и довольно долго разговаривал по рации, пряча ее под курткой от посторонних взоров. Не знаю, чем закончились его переговоры, но через некоторое время Миня, Гена Козлов и другие «пловцы» как-то незаметно испарились с площади, где уже догорал костер политического пожарища.Столяров сошел с трибуны и замешался в толпе, как только Миня был отозван со своего боевого поста командой по рации — и ничуть не раньше. Я ничего не спрашивал, но Егоров сам сказал, закончив переговоры: «Операция отменяется». При этом вид у него был такой, что мне захотелось выложить перед ним все запасы виски, джина и прочей алкогольной продукции, которой был набит мой бар. Я бы ему и предложил, но опасался, что под горячую руку он пошлет меня куда подальше. А без дела как-то не хотелось туда ходить. Поэтому я деликатно смолчал.«Операция отменяется». Это было главное. А все остальное не имело значения.«Отменяется». Твою мать. А это значит, что мы выиграли.Выиграли, твою мать! У вас, сук, выиграли! Несмотря на ваших боевых пловцов и космические антенны. Несмотря на то, что за вашими плечами стояло подразвалившееся, но еще мощное государство под названием «Россия». Мы выиграли этот бой для России. Для нашей России. Вряд ли когда-нибудь нам это припомнят, а тем более отметят в наградных листах, но мы это сделали. Сделали, твою мать. И тут ты хоть лопни.Губернатор в сопровождении свиты вернулся в резиденцию. По моей команде Боцман с Мухой заняли около него свои места. Потом я незаметно кивнул Артисту — в знак того, что все кончилось. Но он еще некоторое время развлекал публику страстными публицистическими речами о бедственном положении русских в Прибалтике. Впрочем, по мере убывания числа слушателей страстность Семена угасала и он, наконец, махнув рукой, покинул площадь.— Приказания? — обратился я к Егорову.Он посмотрел на меня, как на клопа, и рявкнул:— Пошел ты… И я пошел. Не совсем туда, куда он меня послал. У меня был другой адрес.На краю площади я разыскал свой «пассат» и двинулся к маяку. VII Столяров сидел на краю каменной скамьи возле самого мола, о заплесневелые камни которого билась прозрачная балтийская вода. Рядом с ним на скамье стояла наполовину опорожненная бутылка «Драй-джина». Тут же валялась пачка «Мальборо».У причала маяка стояла белоснежная крейсерская яхта под норвежским флагом, матросы таскали по трапу коробки с компьютерами и какие-то шмотки.— Отбываю, — сообщил Столяров.— На яхте? — поразился я. — А как же ваша водофобия?— На яхте безопасней, чем самолетом. Что до водофобии… Ну, поблюю. Я уже приказал ведро приготовить. Даже два. — Он кивнул:— Садись… Всю жизнь терпеть не мог джина, но вот привык. Все лучше, чем виски или бренди. Про водку и не говорю, ее мой организм просто не переносит… Не предлагаю выпить, потому что знаю: не пьешь. Не пьешь, не куришь. Зачем тогда жить?Я промолчал.— Жена есть? — продолжал Столяров, хорошо приложившись к бутылке и закурив.— Есть.— Дети?— Дочь.— Любишь их?— Люблю.— Вот это правильно. Люби их — больше работы, больше родины. Я мало своих любил.Да, мало. Я любил работу. Я любил родину. А все это — пустые слова, если они не наполнены внутренним содержанием. А содержание — это твоя семья. И нет больше ничего. К сожалению, я понял это слишком поздно. Не повтори мою ошибку, парень.— Постараюсь, — пообещал я.— Постарайся, постарайся, — повторил Столяров и снова крепко приложился к бутылке. — Ты уже знаешь, что операцией руководил лично Профессор?— Откуда я мог знать?— Плохо вас учат. Просто ни к черту. Его НП был в доме напротив, на восьмом этаже.— Как я мог это увидеть? По отблеску стекол стереотрубы? Так она была наверняка защищена блендами.— А просчитать, откуда наиболее удобно руководить операцией?— Я не думал, что сам Профессор будет руководить операцией.— Только это тебя и оправдывает, — заметил Столяров. — Хотя мог бы и знать. Я же сказал тебе, что Профессор не улетел из города. Ладно, все в порядке. Мы сделали это дело. У тебя есть вопросы?— Только один. А если бы Миня вас подстрелил?— Этого не могло быть. Я накануне предупредил Профессора. Он внял. Да и как было не внять!— О чем? — спросил я.— О некоторых последствиях любых несчастных случаев со мной.— Поэтому вы приказали не блокировать Миню?— В том числе.Из мощного цоколя маяка вышел худосочный молодой человек, сделал знак Столярову отойти в сторону, но тот лишь рукой махнул:— Говори, тут все свои. Что у тебя?— На связи Франкфурт. Заубер. С ним два ваших компаньона. Спрашивают, что делать с пакетом акций местного порта. До них дошли какие-то слухи, что на выборах победит Антонюк.— Выбрасывайте их на рынок. По любой цене. Немедленно, пока не стали известны результаты выборов. И сразу покупайте акции таллинского порта. Они сейчас пойдут в гору.Молодой человек ушел.— Значит, порт и Россия не получат иностранных инвестиций? — уточнил я.— Значит, не получат, — подтвердил Столяров.— Выходит, мы работали против интересов России?— А чем мы, по-твоему, занимались? — спросил Столяров.— Защищали невинных людей от несправедливости.— Нет, дружок. Мы защищали российскую демократию. Не больше, но и не меньше.— Завтра на выборах победит коммунистический кандидат Антонюк, — напомнил я.— Значит, четыре года жители города К. будут жить с губернатором-коммунистом. А вдруг это им понравится? Почему ты берешь на себя право решать за других людей?Они выберут коммуниста, им нравится коммунист, вот и пусть с ним живут. Тебе он не нравится? Допускаю. Но ты в меньшинстве. Поэтому сиди и помалкивай.Столяров приложился к бутылке джина, потом как-то особенно, с удовольствием закурил и заключил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114