Напротив, оставлял впечатление вполне здорового. Крепенький, белобрысый, лысоватый, с летним загаром.Килограммов десять лишнего веса было, конечно, но тут уж, видно, ничего не поделаешь. Презентации, приемы. Положение обязывает. Но по утрам бегал трусцой по парку среди прекрасных старых дубов по засыпанным золотыми листьями аллеям — показывали в каком-то предвыборном рекламном ролике. Так что насчет его сердца я мог не беспокоиться.Я и не беспокоился.— Кто вы такой? Что вы тут делаете? Я намерен был ответить на эти вопросы, но не сейчас.Поэтому лишь молча пожал плечами. Он быстро сунул руку в карман.Я укоризненно покачал головой.— Никогда так не делайте. Не суйте руку в карман. Тем более — быстро. Я-то знаю, что в кармане у вас нет оружия, а другой может не знать. И это плохо кончится.— А вы-то откуда знаете? — спросил Антонюк, несколько обескураженный моим назидательным тоном.— Понятия не имею. Знаю, и все. От человека с оружием исходит другое излучение.Если вы понимаете, о чем я говорю. Другой тон. Запах. Цвет. Ну, не знаю. Но что-то исходит. От вас не исходит.— Ладно, я больше не буду быстро совать руку в карман.— Прекрасно, — одобрил я. — Один полезный урок из нашего общения вы уже извлекли. Еще бы парочку, и все было бы в полном порядке.Антонюк был не робкого десятка, нужно отдать ему должное. Он довольно быстро освоился и резко спросил:— Что это значит?А вот к ответу на этот вопрос я был вполне готов.Я нацелил в него указательный палец и сказал:— Это значит, что вы убиты. Он отступил в прихожую.— Не нужно. Лев Анатольевич. Поздно. Я бросил на пол патроны от его газовика.Они весело заскакали по буковому паркету. Он посмотрел на них и перевел взгляд на меня:— Убит, значит? Очень интересно. Позвольте полюбопытствовать — из чего? Из вашего пальца?Ничего не скажешь, крепкий мужик. Он даже начал мне нравиться. Не каждый сможет взять себя в руки в такой ситуации. Но отпускать ему комплименты не входило в мою задачу. В мою задачу входило совсем другое. Поэтому я извлек из подмышечной кобуры «тэтэшник» и передернул затвор, досылая патрон в казенник. Причем не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Давая ему возможность оценить тусклый блеск вороненой стали, упругое клацанье ухоженного и хорошо смазанного механизма, мое любовное и умелое с ним обращение. После чего встал и приставил ствол к его лбу.Тут вот он Побледнел. Побледнеешь. Я бы и сам побледнел.— Вот из чего, — объяснил я, хотя никаких объяснений не требовалось. — Один выстрел в лоб. Потом, когда вы упадете, еще один выстрел в голову. У нас, профессионалов, он называется прощальным. Иногда говорят — контрольным. Но я предпочитаю говорить «прощальным». По-моему, это гораздо правильней. — Я сел и поинтересовался, поигрывая «тэтэшником»:— У вас еще есть вопросы?— Выстрелы услышат. Вы не успеете уйти.Да что они, сговорились?— Это мои проблемы, а не ваши, — терпеливо объяснил я то, что совсем недавно объяснял Мине. — Ваши проблемы закончились. Все. И личные. И общественные. Все.Понимаете?— Чего вы от меня хотите? — спросил он.— Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.— У меня нет ни денег, ни ценностей.— Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: «Не верю».— Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! — довольно нервно поправил меня Антонюк.— Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать.Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет.Знаете, почему? Для него не существует вопроса: «Быть или не быть?» Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.— Пять тысяч. Берите и уходите.— А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?Он вытащил еще пачку.— Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.— Не могу, — честно признался я. — Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.— Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!— Столько мне и заплатили.— Значит, договорились?— А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.— А чем?— Жизнью.— Моей?— Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?Он помедлил и хмуро кивнул.— Пойдемте!И направился в кухню.Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и положил на стол.— Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?— Ни хрена себе! — удивился я. — Они у вас что, скоропортящиеся?— Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное — в деле, в акциях.— В каких?— Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!— Вы так хорошо разбираетесь в оружии? — удивился я. — Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных «тэтэшников» нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели «213».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114