– Он старался, чтобы голос его звучал твердо, но тот предательски дрожал и едва не сорвался на всхлип. – Чего ты хочешь?– Молчи! – Окрик барона был резким, точно удар хлыста, и юноша дернулся, невольно застонав от неожиданной боли в запястье. Амальрик сильнее вывернул ему руку, почти заставляя юношу опуститься на колени. – Кажется, ты решил, что эта ночь дает тебе какие-то права на меня?О, разумеется, он был в этом уверен! Все это время немедиец был так учтив, почти подобострастен, так увлечен! Знаки внимания, томные взгляды, двусмысленные речи… И пусть это вызывало насмешки приятелей, – из которых иные уже стали жертвами чар Амальрика и с тех пор молчали об этом, другие же в глубине души мечтали о том же, досадуя, что не на них остановил свой взгляд барон Торский, такой загадочный и восхитительно порочный, – в душе Феспий упивался тем, что происходило с ним, и, в особенности, властью, что, казалось, имел над посланником.Но теперь, похоже, власти его пришел конец.Он не понял еще, что, с начала и до конца, то была лишь иллюзия, обман и насмешка, и Амальрик сомневался, что он когда-либо сумеет осознать это. Уязвленная гордость не допустит дойти до глубин понимания, ибо оттуда для слабого путь будет лишь один, дальше и дальше вниз, в самые пучины безумия и деградации, – ко это не имело значения. Достаточным удовольствием был и сам процесс охоты, когда он выбирал жертву, опутывал ее силками, разорвать которые вскоре делалось невозможным, – а затем захлопывал ловушку.Постепенно это превратилось для Амальрика в своего рода наркотик, острую приправу к унылому и зачастую бессмысленному придворному существованию. На то, чтобы завлечь в свои сети напыщенного юнца, подобного Феспию, изнеженного, ничего не знающего о жизни и о собственных желаниях, у него уходило не больше одной луны, но, как ни странно, легкость не отбивала азарта.Ему нравилось соблазнять их, таких жаждущих быть соблазненными, одного за другим, и наблюдать затем, как прячут они глаза, случайно сталкиваясь с посланником во дворце. Нравилось бросить случайную реплику в разговоре, внешне совершенно невинную, но заставляющую того, кому она адресована, скорчиться от стыда, страшась разоблачения.Поразительно, однако, что все они затем испытывали такой страх перед ним, – лемурийский грех, хоть и не пользовался одобрением в Аквилонии, особенно среди старшего поколения, не считался все же преступлением, а Амальрик обычно вел себя довольно сдержанно, не давая повода для скандала. Так что, скорее всего, несчастных жертв его угнетал отнюдь не сам факт, что они уступили домогательствам немедийца, и не боязнь разоблачения, но стыд при воспоминании об унижении, что пришлось пережить затем. Иные, отмечал он с удовольствием, оказывались сломлены навсегда, спивались, ударялись в дебош, меняли женщин одну за другой, ввязывались в нелепые поединки, лишь бы доказать самим себе и окружающим свою несомненную мужественность.Над такими он смеялся от души.В его понимании, то были не люди, – слизняки, недостойные жить на свете и дышать одним с ним воздухом. Он имел полное право обходиться с такими по своему усмотрению.Именно затем Черный Кречет вложил в его руки сей карающий клинок.И лишь крайне редко случалось иначе, и Амальрик по-настоящему испытывал влечение к другому мужчине. Всего дважды, на его памяти, ему не удалось взять верх над избранной жертвой, и он пасовал перед чужой силой. С одним из тех двоих они оставались друзьями до сих пор, и изредка, при встрече, – страстными и нежными любовниками.Второй же стал его заклятым врагом.Впрочем, если третьему подобному случаю и суждено было произойти, это случится явно не сегодня. Амальрик презрительным взглядом смерил съежившегося перед ним юношу.Тот стоял, склонив залитое краской стыда лицо; тонкие светлые волосы скрывали его шелковистой завесой, и блики света играли в них. Он больше не пытался ни отстраниться, ни даже высвободить руку, покорно ожидая, что последует дальше.Амальрику внезапно сделалось скучно.Он подумал, что еще немного, и он опоздает на Малый Выход, а нужно было еще увидеться с Нумедидесом – последние дни тот что-то избегал встречи, – осведомиться о здоровье Троцеро, узнать последние дворцовые сплетни.Столько дел, и ни одного, что принесло бы хоть какое-то удовлетворение.С усталым вздохом притянув к себе юношу, он поцеловал его в лоб.– Ступай, мальчик. И передай маменьке, чтобы больше не пускала тебя гулять одного. В лесу, кроме зайчиков, водятся еще и волки.Он отпустил руку Феспия.Растирая ноющее запястье, тот отскочил назад, затравленно глядя на барона из-под спутанных волос, и Амальрику показалось, он собирается что-то сказать, возможно, осыпать его проклятиями или угрозами, – ибо теперь, когда он оказался на достаточном расстоянии от своего мучителя, к Феспию начала возвращаться смелость, – и, не желая повторения утомительной сцены, немедиец поспешил тряхнуть взятым с подставки колокольчиком.Несколько мгновений спустя в дверях возник слуга.Равнодушно-презрительным взглядом смерив обнаженного, вновь залившегося густым румянцем гостя, который тщетно пытался, скрестив руки на животе, прикрыть срамные места, он низко поклонился барону.– Вы звали меня, господин? Амальрик кивнул.– Вели, чтобы приготовили мне парадный костюм для Малого Выхода, да поживее. У меня мало времени. – И когда слуга уже развернулся, чтобы идти, словно спохватившись, окликнул его: – Да, и проследи, чтобы нашего гостя проводили, когда он соизволит одеться. Через черный ход, разумеется.Он вышел, даже не обернувшись, чтобы взглянуть, какой эффект произвели на юношу его слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166