Интересно, однако, что за судьбу уготовил кузену Нумедидес? По здравом размышлении, Амальрик убедился, что правильно разгадал его план.Разумеется, ничего серьезного Валерию не грозит. Обвинения, выдвинутые против него, абсурдны. Все видели, что в момент убийства он находился не меньше чем в тридцати шагах от короля… Так что едва ли Нумедидес даже решится доводить дело до Суда Герольдов. Никто не поддержит его, и он лишь выставит себя на посмешище.Но тогда зачем же он затеял весь этот мрачный балаган с арестом? Насколько мог судить барон, причина тому одна: он хочет попытаться держать Валерия на расстоянии, пока будет вербовать сторонников, чтобы обеспечить себе трон. И если замысел удастся, Амальрик не мог отрицать, что стратегия эта вполне удачная.В таком тонком деле как престолонаследие порой решают все считанные мгновения, – а Нумедидес получил шанс выгадать несколько дней. И кроме того, как ни старайся, но когда Валерий будет освобожден, – если только не случится чуда, – репутация его окажется безнадежно запятнанной. Выдвинутое обвинение, пусть даже ни на чем не основанное, оставит в памяти след. И еще долгое время, даже формально оправданный, в глазах придворных и простого народа принц Шамарский не будет свободен от подозрений. Нет дыма без огня, как говорится…Немедийский посланник пожал плечами. Валерий был отчасти ему симпатичен, – все же бывалый вояка, слава о ратных подвигах которого докатилась и до Немедии, – однако помочь он ему ничем не мог. Двуликая судьба повернулась к принцу тем своим лицом, что художники изображали обычно в виде скалящегося черепа… ну, значит, так тому и быть. Личные соображения никогда не брали для барона Торского верх над высшими идеалами. Жалость же к тем, кому, как, например, Орасту, самой судьбой предназначено было сыграть роль покорных орудий в его руках, была бессмысленной тратой времени и сил. И Ораст, и Валерий были мертвы для него. Они стали достоянием прошлого.А его не заботило ничего, кроме будущего.…Сон был необычайно живым и ярким.В детстве ей часто снились подобные, но со временем прекратились, сошли постепенно на нет, когда иные, более земные заботы пришли на смену горячечным мечтаниям отрочества, – и она поняла, что с тех пор успела позабыть это ощущение растерянности при пробуждении, когда явь и сновидение переплетены необычайно тесно, и недавние картины заставляют вздыматься грудь от волнения и лоб холодеть от испарины, покуда реальность точно острым ножом не отсечет смятение.Релата чуть приподнялась на постели, испуганным взглядом окидывая комнату, ставшую ей родной и привычной за эти дни. Нет. Здесь как будто ничего не изменилось. И не было ничего, что могло бы служить объяснением преследовавших ее во сне кошмаров. На мгновение она прикрыла глаза, но тут же вновь распахнула веки – с такой силой нахлынули на нее вновь пугающие видения.Сейчас, окончательно пробудившись, она, пожалуй, уже не могла сказать точно, что именно снилось ей, однако детали оставались в памяти, и проходящие секунды отнюдь не стирали их четкости, а лишь делали более выпуклыми, ясными и оттого все более тревожными.Кровь. Потоки крови, повсюду, – это она помнила отчетливо. Против воли девушка содрогнулась, натягивая на себя меховую накидку, однако озноб, вызванный отнюдь не холодом, не оставил ее. Кровь… И руки в крови. Сильные, несомненно мужские руки. Они были запятнаны кровью, свежей, еще дымящейся… Особенно четко помнились ей грязно-багровые ободки под ногтями… с нелепой сосредоточенностью на деталях ей подумалось еще, как тяжело будет вычистить ее, запекшуюся, оттуда. И эти руки тянулись к ней. Тянулись настойчиво, угрожающе, и она бежала прочь… Однако же чьи руки то были? Релата не могла вспомнить.Лица также были в ее видении. Многие лица, мешанина, бессмысленный калейдоскоп. Лицо Валерия, полное растерянности и угрюмой неприязни, – сердце ее заныло, когда она увидела его таким, и тревога за возлюбленного лишь усилилась при пробуждении.Лицо Нумедидеса – довольное, торжествующее, с безумным блеском в глазах. Кажется, во сне он что-то кричал Валерию… Или кому-то рядом… Она не помнила слов, но голос принца, пронзительный, злобный, до сих пор отдавался у нее в ушах.Вспоминались и другие лица. Того молодого жреца, что скрывался в доме отца ее, – бледное, с горящими глазами. Может, это его руки были залиты кровью? Как ни билась, она не могла вспомнить. Лица придворных, большинство из которых она знала лишь по именам, а иных не знала и вовсе… Казалось, весь двор Тарантии был в ее сне. И лишь сам король Вилер не явился ей. Возможно, это было дурным знаком…С усталым вздохом Релата повернулась набок, подтягивая колени к подбородку, в надежде заснуть вновь, пусть хоть ненадолго. Эти проклятые кошмары отнимали у нее душевный покой и все силы, и у нее было такое чувство, словно она провела не одну бессонную ночь, настолько велика была усталость во всем теле. Возможно, подумала она сонно, когда она проснется вновь, Валерий уже вернется.При мысли о возлюбленном, как обычно, тоска и жажда ее сделались невыносимы. Она отдала бы все что угодно, лишь бы он очутился сейчас рядом с ней. Пусть даже хмурится, пусть отстраняется от нее, не отвечает на вопросы, как в последние дни. Пусть говорит слова, что так больно ранят сердце. Пусть. Только бы был рядом! Релата стиснула зубы, пытаясь сдержать рвущийся с губ стон. Тело ее переполняла горячая тяжесть, лоно точно горело огнем…Где он был эту ночь? Почему не вернулся к ней? Оторванная от всего мира, Релата ничего не знала о последних событиях во дворце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166