Скоро над городом поплывет протяжный призыв муэдзина.
А если Джамиля не придет? Как тогда жить? Эта прекрасная девушка никогда не отпустит на свободу его плененное любовью сердце!
Когда Амир увидел завернутую в покрывало фигурку с узелком в руках, которая спешила навстречу, он не выдержал, бросил поводья и побежал к Джамиле. Обнял девушку за плечи и крепко прижал к себе.
Ее сердце то тревожно билось, то испуганно замирало в груди.
– Пришла!
– Да. Отец еще не поднялся. Я уговорила Марджан помочь. Надеюсь, меня не скоро хватятся.
Он радостно кивнул.
– У меня все готово. Остается присоединиться к каравану. Ты ездишь верхом?
– Немного.
Амир помог Джамиле забраться в седло. Ему доставляло неизъяснимое, на редкость невинное удовольствие бережно прикасаться к ее рукам, к легкому, стройному, надежно укрытому одеждами телу. Исчезли воспоминания о мучительном прощании с матерью, жгучие мысли об отце, который больше не считал его своим сыном, опасения, что будущее окажется не таким, каким оно представлялось в ослеплении влечением и любовью.
Когда они с Джамилей тронулись в путь – бок о бок, то и дело встречаясь взглядами и улыбаясь, – Амир ощутил себя так, как если бы неполное вдруг сделалось полным до краев, а разделенное – неразрывным, единым. Так, будто только сейчас он начал жить и впервые увидел окружающий мир.
Глава VI
803 год, пустыня Нефуд
Глухо позванивали бронзовые колокольчики верблюдов, в неподвижном воздухе медленно оседала пыль, поднятая животными и людьми. Высоко в небе кружились коршуны, по земле сновали шустрые ящерицы. Верблюды шагали длинной вереницей, нагруженные вьюками с продовольствием и товарами. Пески были покрыты ветреной рябью. Здесь не росло ничего, кроме чахлого саксаула.
Багдад остался далеко позади. Два дня назад караван переправился через Евфрат. Становилось все жарче, горизонт плыл и дрожал. Безоблачное небо будто выцвело, дали заволокла туманная дымка зноя. Идти по мелкому песку было тяжело, ноги утопали по щиколотку. Зюлейка пробовала сесть на верблюда, но размеренная походка «корабля пустыни» быстро довела ее до головокружения и тошноты.
Оставалось идти пешком, глядя на мерно покачивающихся верблюдов и странных, облаченных в лохмотья людей с неопрятными бородами, которые сопровождали караван и охраняли товар. Бежать было некуда, обращаться за помощью – не к кому. Окружающие люди смотрели на девушку как на вещь. Теперешний хозяин ее судьбы ехал далеко впереди, пять подруг по несчастью брели рядом; они старательно кутались в покрывала и молчали. Была еще какая-то женщина средних лет, одетая в черное: она присматривала за девушками, подгоняла их, когда нужно, и следила, чтобы они не заводили между собой разговоров.
Пески раскалились, как печь. Девушка задыхалась. Вода в бурдюках и тыквенных флягах сделалась теплой, и Зюлейка никак не могла утолить жажду. Ее сердце сжималось от дурного предчувствия. Девушка не привыкла к непереносимому зною, в Багдаде было гораздо прохладнее. Казалось, здешнее солнце способно воспламенить кожу и волосы, шерсть животных и одежду людей.
Наконец сделали привал. Девушки сели на расстеленные кошмы. Женщина, которую звали Сайда, раздала им лепешки и фрукты. Зюлейка не могла есть и лишь пила воду. В какой-то миг она поймала на себе подозрительный взгляд Сайды и закашлялась, а потом принялась с деланным равнодушием разглядывать дюны, напоминающие то ли купола мечетей, то ли округлые девичьи груди.
Зюлейку не покидала внутренняя дрожь, как бывает, когда подкрадывается опасная болезнь, душу разрывало ощущение пустоты. Она понимала, что осталась совсем одна, если не считать ребенка, который незаметно жил и рос в ней.
На первый взгляд прощание с Касимом, Надией и их детьми далось легко, но теперь Зюлейка начала понимать, что смертельно скучает по дому. Как жить дальше, когда приходится полагаться лишь на себя? Сайда обмолвилась, что их ведут в Хиджаз, в величественный древний город под названием Медина, где когда-то жил пророк Мухаммед, но что с того? Там ее ждет рабство, унижение, позор.
Привал закончился, и Зюлейка снова брела, наблюдая за медленным шествием солнца по бесконечному небу, терпеливо ожидая, когда на землю ляжет печать вечера. Горячий ветер обжигал лицо, слепил глаза, на зубах скрипели твердые, как камушки, песчинки.
Вскоре жара начала спадать, на истомленные зноем пески внезапно опустилась ночь. Только-только перед глазами пылало огромное солнце, западная часть неба была окрашена в шафрановый цвет – и вдруг все погасло. Горизонт заслонил непроницаемый мрак.
Караванщики разложили приготовленный заранее саксаул и зажгли костры. Разбили шатры, и Зюлейка, наконец, смогла прилечь. Она мгновенно заснула, свернувшись калачиком на кошме, и не слышала, как Сайда приподняла полог, выбралась наружу и направилась к хозяину.
Шакур ибн Фейсал сидел на шелковых подушках и покуривал кальян.
– Что тебе? – с недовольным видом произнес он, когда женщина, проскользнула внутрь.
– Одна из девушек нездорова, – мрачно промолвила Сайда, глядя в пол.
– Что с ней?
– Ничего не ест, господин. Несколько раз ее тошнило. Она очень бледна и еле идет.
– Возможно, это от солнца?
– Возможно. А может, и нет.
– Которая?
– Та, что вы купили последней.
Шакур медленно выдохнул ароматный дым. Свел брови, сжал рот. Через его руки прошли многие, и он был готов к любым неожиданностям.
– Эта – самая красивая. Она стоит дороже остальных. Надо узнать, что у нее за недуг. Проверь. Осмотри с головы до ног, вплоть до потаенных мест. Потом придешь и доложишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74