Вся надежда на ваших асов.
На востоке, на севере и в Прибалтике наши государственные границы не раз нарушались иностранными самолетами. По их полету было видно, что это не просто блуждающие машины, а настоящие разведчики. Один такой шпион Б-29 был сбит над Балтийским морем. Высота полета у него была небольшая, поэтому истребители легко достали его. После этого стали появляться специальные самолеты-разведчики, летающие на больших высотах в любых погодных условиях. Мы оказались бессильными. На наших истребителях не было нужной аппаратуры. Только в последнее время к нам в дивизию прибыли два МиГ-17 с радиолокационными прицелами и с установками для ракет, позволяющими поражать самолеты ночью и в облаках. Однако сами ракеты пока не поступили. Четыре летчика быстро освоили новые машины и поочередно несли дежурство. Сейчас командир пары майор Кузьмин и его ведомый взлетели на перехват воздушной цели.
— Следите за «ленточкой». Пересекать запрещаю! — предупредили летчиков с командного пункта.
— Я земли не вижу, ищу противника. Прошу предупредить о подлете к границе.
На какое-то время установилось радиомолчание. Потом раздался голос командира пары перехватчиков соседней дивизии:
— Вижу разведчика. Он выше. Догнать не сможем. Кончается горючее.
— Вас понял. Идите на посадку. — С командного пункта звучит позывной ведущего нашей пары: — Разворот вправо на курс… Разведчик над вами, выше…
— Понял, разворот вправо… — снова молчание, а минуты через две тревожный голос майора Кузьмина: — У меня предельная высота. Надо мной бортовые огни разведчика. Достать его не могу. Что делать?
Молчание. На командном пункте растерянность. И снова, уже раздраженный, голос Кузьмина:
— Сколько можно сопровождать цель?
Пара Кузьмина села, Иван Кузьмин — участник Великой Отечественной войны, имеет два ордена Красного Знамени. Прибыв на командный пункт, он с возмущением доложил:
— Боевое задание не выполнил. Не мы, а они хозяева нашего неба.
— Устали? — спросил я.
— Не от полета устал, а от бессилия. Наш МиГ-17 считается лучшим истребителем, а на деле он слабее разведчика. И тот прекрасно знает это, летит с зажженными огнями: нате, мол, слабаки, полюбуйтесь, какой я недосягаемый.
— А какая у него была высота?
— Километров двадцать. Я мог взять его в прицел, но нужны ракеты, а они у нас пока только на картинках.
Аналогичная ситуация наблюдалась перед войной. Тогда на некоторых истребителях тоже стояли пусковые установки для реактивных снарядов, но самих снарядов не было, хотя они прошли боевые испытания в тридцать девятом году на Халхин-Голе.
— До каких пор шпионы будут диктовать свою волю? — горячился Кузьмин.
На этот вопрос мы с Антоновым не могли дать ответа. Оставалось надеяться, что конструкторы сумеют создать нужное нам оружие, а заводы быстро изготовят серийные образцы,
Резкий телефонный звонок поднял меня с постели. «Неужели катастрофа?» Один прыжок с кровати — я трубка в руках.
— Тревога!
— Кто объявил? — как можно тише, чтобы не разбудить жену и детей, спросил я. Это важно потому, что тревоги бывают разные, и кто объявляет их, говорит о многом.
— Москва!
Не дожидаясь машины, побежал на аэродром. Городок проснулся. В домах загорались огни, из подъездов выбегали люди. И только деревья спали. Казалось, они застыли от неожиданности. «Уж не война ли?» — подумал я, убыстряя бег.
Почти у самого аэродрома около меня взвизгнула тормозами дивизионная легковушка. Когда я сел в кабину, шофер растерянно спросил:
— Не война ли?
— Сейчас узнаем, — ответил я как можно спокойнее, и тут огнем обожгла мысль, что у меня нет ведомого летчика, с кем бы я мог полететь в бой. Увлекшись личными полетами и проверкой техники пилотирования руководящего состава дивизии, я забыл о ведомом.
«Кого взять? Савенка? И летчик хороший, и человек надежный. А если он не захочет?»
Аэродром гудел турбинами. Мигали разноцветные лампочки, перекликались с разгорающейся зарей. Летчики, жившие в домиках при аэродроме, уже рассредоточивали истребители. Открыв дверь кабинета, я подбежал к непрерывно звонившему телефону и тут же услышал голос командующего:
— С добрым утром. Все идет по плану?
— Так точно. Минут через пять все самолеты рассредоточатся и будут готовы к боевой работе, — ответил я и, не сдержавшись, спросил: — Тревога настоящая или учебная?
Командующий помолчал, потом сказала
— К тебе выезжают проверяющие. Предупреди часового, чтобы не задерживал их.
Волнение сразу спало. Значит, учение. В кабинет вошел инспектор дивизии по технике пилотирования майор Савенок.
— Мой самолет готов. Какие будут указания?
— Началось большое учение. Может, полетим в паре?
— Хорошо. Но я ведомым давно не летал.
— Вот и потренируешься. Наши самолеты рядом. Взлетать будем прямо со стоянки.
Прибыли проверяющие. Генерал-лейтенант Сорокин, небольшого роста, коренастый, подвижный. Мое внимание привлекли его усы, похожие на крылья. Один из помощников Сорокина направился к инженеру дивизии, другой ушел в полк аэродромного обслуживания. Сам генерал остался со мной, упрекнул:
— Почему не укрыли часть самолетов в роще?
— Это не роща, а кустарник. Там заболоченное место.
— Сделали бы дорожки. У вас ни один самолет не замаскирован.
— Маскировать нечем, трава еще не выросла, а кустарник рубить жалко. При атомной войне самолеты надо укрывать землей и бетоном, а не ветками.
— Какая война будет — пока неизвестно. Нам приказано проверить, как выполняется инструкция о маскировке. А теперь пригласите начальника штаба и начальника оперативного отделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111