В сознании молнией промелькнула обстановка огненных лет: «По мне ударил зенитный снаряд». И тут же с такой же мгновенной реакцией сознание переключилось на действительность — вороний базар?
Мой «як» от удара судорожно вздрогнул, затрясся. Меня резанула тишина. Неужели остановилась турбина? Даю сектор газа. Ни гула, ни тяги. Турбина остановилась. Очевидно, в ее воздушное горло попала ворона, и двигатель задохнулся. Машина резко сбавила скорость и «посыпалась» вниз. Хотя подо мной уже лежал аэродром, до посадочной полосы было еще далеко. А металлическая рулежная дорожка на линии посадочной полосы приподнята земляной насыпью. Если машина приземлится до нее, встречи с этой насыпью не избежать. А это не сулит ничего хорошего.
На память пришла недавняя катастрофа на подмосковном аэродроме. Ситуация была аналогичной. Разница только в том, что погибший летчик просто ошибся в расчете — не долетел до полосы. Заметив эту ошибку, он хотел подтянуть машину, начал увеличивать обороты двигателя, но времени не хватило. Машина приземлилась метров за пять до земляной насыпи и, встретившись с ней, перевернулась.
Впервые я почувствовал, что моя привычка рассчитывать посадку при небольшой тяге двигателя может привести к несчастью. Впрочем, разве можно в авиации все предусмотреть! Летчик в любую секунду должен быть готов к любым неожиданностям. Выравниваю «як». Он несется над землей, но скорость необычно быстро гаснет и машина вот-вот коснется земли. Металлическое покрытие рядом. Держу машину на пределе, но она проваливается. Подо мной не полоса, а еще зеленая трава. «Неужели коснусь ее?» Я приготовился к этому. Будет кульбит — голову уберу глубоко в кабину.
Кульбит! У меня они были на И-16 и на «яке». Отделывался только травмами головы и поясницы. А сейчас, на реактивном истребителе? Мысли сменяют одна другую, и в гробовой тишине слышу, как тревожно грохочет сердце. Но вот ясно вижу насыпь. В ней заключена моя жизнь или смерть. «А ну, мой милый „як“, еще хоть десяток метров подайся вперед!» Ручкой стараюсь поднять самолет. Нос задирается, но хвост, чувствую, опасно опускается. Я весь напружинился. Однако интуитивно чувствую, что колеса уже почти над рулежной дорожкой. Доля секунды — и «як» плюхается на нее колесами. Но тут же будто кто-то дернул самолет сзади. Он с хрустом вздрогнул и клюнул носом. Я чуть было не спрятался в кабине, но «як», милый мой «як», снова приподнял нос и побежал по рулежной дорожке.
Все обошлось благополучно только потому, что «як» без винта имеет лучшие качества планирования. Это спасло меня. Я не торможу бег машины, как бы давая ей возможность после удара о металл прийти в себя. Да и мне надо притормозить вспыхнувшую радость от счастливого исхода посадки. К тому же пока и нет необходимости тормозить: надо рассчитать так, чтобы самолет закончил пробег на самом конце полосы, потому что следом за мной уже приземляются другие машины. Чтобы дать им дорогу, направляю свой «як» на рулежную дорожку.
К счастью, все сели благополучно. И только после этого я почувствовал, как устал. Но предстояла еще встреча с генералом Сбытовым и тренировка полка в полетах пятерками. Все это прогнало усталость, и я сел в самолет, чтобы отбуксировать его на противоположную сторону аэродрома.
Мое предположение о причине остановки турбины в воздухе подтвердилось. Генерал Сбыюв посоветовал:
— Надо что-то делать, разгонять ворон. Инженер-капитан Захар Косицкий, внимательно проверивший двигатель на моем самолете, сказал:
— Придется в районе аэродрома потрошить гнезда. Иначе они нам часто будут портить настроение. На этот раз только турбина разрушена, ее мы заменим. Но могло быть и хуже.
— Могло, — согласился генерал. — Но как этих птах разогнать? Может, попугать на По-втором?
Я поддержал командующего, сказал, что после моего пролета над вороньим базаром птицы разлетелись.
— Вот уж никак нельзя было и подумать, что для реактивных самолетов птицы станут опасным врагом! — Николай Александрович сочувственно взглянул на меня: — А если бы эта ворона попала в воздухозаборник при взлете?
Прежде чем уехать с аэродрома, генерал собрал руководящий состав полка и сообщил:
— Двадцать восьмого апреля утром будет генеральная репетиция — пролет через центр Красной площади. Первая пятерка, ведущая, пойдет в полном составе. От остальных трех пятерок полетят только ведущие. Дистанция между ними пятьсот метров. Поднимутся и оба резервных самолета. Им идти на посадку сразу же, как только полк сделает разворот над последним контрольным ориентиром. После этого полета самолеты привести в полную готовность и опломбировать. Двадцать девятого и тридцатого апреля всему полку выходной, но без особой надобности из гарнизона не отлучаться. После парада и до утра третьего мая отдых. Отлет в свои гарнизоны намечайте на пятое-шестое мая. Вот все, У кого есть вопросы ко мне?
— Есть вопрос, — раздался голос замполита полка Сорокина. — Можно двадцать восьмого и двадцать девятого организовать поездку в театры и музеи Москвы?
— Пожалуйста.
— А съездить в Москву к жене? — спросил Елизаров.
— Конечно. Жен можно пригласить в гарнизон. Здесь есть гостиница. Я позабочусь, чтобы им дали номера.
Как только я проводил генерала, ко мне подошел Костя Домов:
— Как ты думаешь, на праздник не пригласить ли мне в Монино Галю?
— Одобряю, Домаха!

4.
Рассвет в тот день был особенно ярким я теплым. Летчики приехали на аэродром в летных комбинезонах. Но когда из-за горизонта выкатилось солнце, оно словно разбудило спящие облака, и они поплыли к аэродрому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111