Эти же, наоборот, вызывающе близко подошли к паре Сирадзе, как бы дразня: вот мы, давайте подеремся. Сирадзе, находясь на одной высоте с противником, запросил разрешение атаковать. Я запретил. А не зря ли? Старое солдатское правило гласит: когда не ясна обстановка — не спеши вступать в бой. В такие моменты колебания в решении неизбежны. Нужно подождать. «Фоккеры», точно длинные блестящие клинки, угрожающе нависли над нашей четверкой. Но если они снова пришли к нам, значит, им бой сейчас выгоден.
— Смотрите внимательно за «фоккерами»! — успел предупредить я летчиков, и в тог же момент на западе заблестели подозрительные штрихи, Они приблизились, выросли и вырисовались в четверку «мессершмиттов». Шли по маршруту «фоккеров» прямо на нас, видимо рассчитывая застать нас во время боя и ударить внезапно.
Замысел противника прояснился. Его истребители задумали проложить дорогу своим бомбардировщикам. Они где-то на подходе, но пока их не видно. До их появления нужно связать боем истребителей. Они летят на одной высоте с нашей четверкой. Нам нападать на нее невыгодно: бой получится затяжным. Сирадзе с высоты атаковать сподручнее, делая расчет на стремительность и точный огонь. Может, Сирадзе и не собьет врага, зато он увлечет за собой «фоккеры», и они, потеряв высоту, уже не будут угрожающе висеть над нами.
— Сирадзе! Немедленно атакуй «мессеры», — передаю я. — «Фоккеров» не бойся: мы их к тебе не допустим.
— Понятно! Понятно! — голос Саши отрывистый, с грузинским акцентом. Его нельзя спутать.
Сирадзе вместе с ведомым резко спикировал на «мессершмитты». «Фоккеры» хотя и с опозданием, но тоже перешли в нападение. Однако не на Сирадзе, как я предполагал, а на нашу четверку. Это показалось мне странным. Мы развернулись навстречу вражеской тройке. Но со стороны солнца появились еще два «фоккера» и стремительно пошли на пару Сирадзе. Вот она, каверза! Саша, увлеченный атакой, вряд ли видит новую опасность. Да если и заметит, то не сможет защититься от этой злосчастной пары. И мы помочь ему не успеем. Далеко, к тому же тройка «фоккеров», развив большую скорость, нацеливается на нас.
— Ворожейкин! Внимание! Группа бомбардировщиков противника на подходе, — раздалось предупреждение с земли.
Фашисты рассчитали все с немецкой пунктуальностью, умело используя при этом радиолокаторы.
— Саша! Саша! Вас догоняют «фоккеры», — закричал я, но, как назло, в шлемофон ворвалась буря шума и треска. Очевидно, враг, чтобы забить наше управление, включил радиопомехи. Сирадзе не мог меня услышать. Ему с ведомым выпало вести бой против шестерки противника. И мы скованы боем. Идем в лобовую атаку. Но гитлеровцы, не приняв вызов, начали резко отворачивать. Они поняли, что их внезапный кинжальный удар не удался, и решили снова уйти вверх. Этот прием нам давно знаком. Огонь! И «фоккер» с разваленным крылом скользнул вниз, а два других метнулись в сторону.
Наша четверка свободна. И мы спешим на помощь Сирадзе. Там, черня небо, уже тает в огне чей-то самолет, а рядом клубится рой истребителей. Торопимся. Но на нас с солнца снова бросились оставшиеся два «фоккера».
— Сергей! Возьми их с Коваленко на себя, — передаю Лазареву, а сам со стажером мчусь к рою истребителей. От него откалывается пара «фоккеров» и преграждает нам путь. Как ни старались отцепиться от назойливых «фоккеров», не сумели. А тут еще набатом раздался голос Лазарева:
— Загорелся мой «як»! Ухожу…
Голова сама повернулась назад. Самолет Лазарева с развевающимся красно-черным хвостом устремился к земле. Картина угнетающая. Черные полосы в огне — вспыхнул бензин. Когда горит масло — дым белый, и он не так опасен, как этот. От этого, траурного, жди взрыва баков с горючим. Но почему Сергей не прыгает и не делает попытки вывести самолет? Ранен? Перебито управление? Обстановка никому из нас не позволяла не только чем-нибудь помочь Лазареву, но и проследить его, быть может последний, путь.
В мертвой хватке крутимся с «фоккерами». Мой новый напарник Афоня держится хорошо. И все же нам трудно. Самолеты противника на вертикали лучше наших. Наши дальние «яки», перегруженные бензином, тяжелы на подъеме. Еще натиск! В глазах от перегрузки знакомые чертики. И враг не выдерживает, его самолеты проваливаются вниз.
Ликовать некогда. Вижу, как истребители противника берут в клещи одинокий «як», летчик которого, не имея высоты и скорости, никак не может вырваться из окружения. Используя свое единственное преимущество — виражи, он отчаянно кружится, от неимоверно больших перегрузок с крыла его самолета непрерывным потоком вьются белые шнуры. Во всем этом боевом пилотировании видно мастерство летчика.
— Держись! — кричу ему. — Выручим.
Бросаемся на помощь, но всему есть предел: летчик то ли от попадания снарядов, то ли поняв, что у него другого выхода для спасения нет, так рванул машину, что она надорвалась и штопором пошла к земле… Вражеские истребители, заметив, что мы сыплемся на них сверху, ушли вниз. Пусть уходят. Но почему «як» все еще штопорит? Что с летчиком? Убит? Наблюдать за падением некогда. Надо атаковать бомбардировщиков. Но где они? Не вижу. Запрашиваю командный пункт, слышу тревожный голос Лазарева:
— Выводи! Выводи!
Откуда взялся Сергей? Или я ослышался? Нет! Он рядом с нами. Вероятно, бывают чудеса. А «як» по-прежнему штопорит. Кричу, чтобы летчик выводил машину. Осталось совсем мало высоты. Потеряв надежду, мы смолкли и приготовились к худшему. Тишина. Кажется, все застыло от тишины. Мы только смотрим и ждем. И вдруг, словно испугавшись этой траурной тишины, «як» прекратил вращение и свечкой взмыл в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111