22 июня на рассвете фашистская авиация нанесла удар по нашим аэродромам. К середине дня в полку, в котором служил Домов, осталось исправных только шесть самолетов. Враг обходил аэродром. Люди спешно эвакуировались. Машин не хватало, и многие уходили пешком.
Группа старшего лейтенанта Домова взлетела, чтобы штурмовым ударом хоть на несколько минут задержать продвижение противника. Как только его шестерка оказалась в небе, десятка два «мессершмиттов» набросились на нее. В воздушном бою советские летчики уничтожили пять фашистских самолетов, но и сами потеряли четыре.
Домов, прикрывая в воздухе товарища, попал под огонь «мессершмитта», поэтому не перелетел на новый аэродром, а вынужденно сел на старом. Оттуда еще не успели уехать техник Гриша Комов и моторист Петя Волков. Они задержались, чтобы уничтожить неисправные истребители, оставшиеся на аэродроме.
— А на чем вы собираетесь выбраться отсюда? — спросил Домов Комова, рассчитывая присоединиться к ним.
— На велосипедах, — техник замялся, поняв, что Домов хочет уехать с ними, но у них только два велосипеда.
Домов оглядел стоянку самолетов, по которой на рассвете большая группа бомбардировщиков нанесла удар. Большинство самолетов сгорели или получили повреждения. У старой машины Домова были повреждены два цилиндра мотора.
— Мою «Чайку» еще не спалили? — спросил он у Комова.
— Не успели.
На Халхин-Голе во время боя на истребителе Домова был разбит цилиндр, но он на поврежденной машине продолжал драться и сумел благополучно возвратиться на аэродром. Вспомнив этот случай, он обрадовался:
— Пойдем проверим. Моторы с воздушным охлаждением живучи.
Комов сказал мотористу, чтобы тот продолжал работу, а сам с Домовым пошел к «Чайке».
Один поврежденный цилиндр механик Домова успел заменить, другой был снят с мотора, и шатун с поршнем, словно оголенная рука с плотно сжатым кулаком, тянулся кверху.
— Ваш механик приготовился поставить второй цилиндр, но ему приказали все бросить, — пояснил Комов.
— Давай доделаем его работу.
— А если не успеем сжечь машины и они достанутся немцам?
— У фашистов много своих истребителей, зачем им наше разбитое старье?
В этот момент с запада появилась группа самолетов противника. Бомбардировщики начали действовать по шоссейной дороге, истребители направились в сторону аэродрома.
— И щелей нет. Укрыться негде, — негодовал Домов, забираясь вместе с Комовым под «Чайку».
Фашисты обстреляли стоянку самолетов и полетели дальше.
— Пронесло, — поднимаясь с земли, облегченно вздохнул Комов. — Теперь долго жить будем.
— Может быть, — согласился Домов и спросил: — Слышишь? Артиллерия бьет совсем рядом. Надо спешить с цилиндром.
Через полчаса мотор на «Чайке» заработал нормально. Техник вылез из кабины:
— Можешь лететь. Крылья сильно побиты осколками. Будь осторожен!
Домов уже застегнул шлем и надел парашют, когда увидел подбегающую к самолету жену. Голубое платье в нескольких местах разорвано, на лице ссадины, черная толстая коса растрепана, брови опалены. Шура повисла на шее у мужа и заплакала:
— Костя, милый. Все и таки застала. Теперь улечу с тобой.
Появление жены испугало Костю. Взять ее с собой он не мог. Машина сильно повреждена. Как ему поступить? Она, еще не понимая, что с ним творится, продолжала:
— Наш бензовоз подожгли немецкие самолеты. Шофер убит, а я вот…
Сердцем она уже уловила тревогу и растерянность мужа, порывисто, словно ее что-то обожгло, убрала руки с его шеи, вся разом сжалась и, глядя на мужа, еле-еле выговорила:
— Понимаю. Не до меня теперь.
В голубых глазах ни укора, ни слез. В них только одна беспомощность. И эта женская беспомощность на Домова подействовала сильнее любых просьб и требований. Он искал выход из безвыходного положения. Почему бы не взять Шуру с собой? Может, «Чайка» выдержит? Нет, опасно. Да а в воздухе могут сбить. Лучше ей ехать с Комовым.
Как все скверно получилось! Разве они имели право сегодня ночью спать, когда фашистские армии занимали исходные рубежи для нанесения удара? И вот результат: немцы обходят Белосток и их аэродром. И этот белостокский выступ при стремительном продвижении противника может стать ловушкой. А ведь мы все планы строили под девизом: «Ни одного вершка своей земли не отдадим никому». От обиды, что все получилось не так, как должно быть, от беззащитности Шуры и жалости к ней он хотел сказать: «Летим!» Но его колебание и раздумье заглушил пулеметно-пушечный говор четверки фашистских истребителей. Все инстинктивно упали на землю и укрылись под самолетом. От пуль и снарядов вокруг них взрыхлялась, земля. «Мессершмитты» пронеслись над ними и начали кружить над аэродромом.
— Они засекли нас. О взлете нечего и думать, — заговорил Комов. — И ждать больше нельзя: немецкие танки уже обходят аэродром и вот-вот могут прорваться к нам. У нас два велосипеда. На них безопаснее. Поедем по два человека.
Домов в раздумье глянул на Шуру. Он только сейчас понял, что своим поведением она спасла ему жизнь, задержав вылет. Эта четверка «мессершмиттов» прихватила бы его на взлете или в небе сразу после отрыва от земли. А он, не имея скорости, стал бы для противника просто мишенью.
— Товарищ командир, оставим «Чайку», поехали. Может, выберемся, — торопил Комов.
Домов понимал степень опасности, но ему не хотелось бросать «Чайку», а самому с женой спасаться бегством. Он колебался, с надеждой смотрел в небо:
— Может, появятся наши истребители? Надо подождать.
Никто из них и подумать тогда не мог, что к середине первого дня войны почти половина самолетов Западного Особого военного округа была уничтожена противником на земле и в воздушных боях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111