У парня было широкое круглое лицо, наглые,
глядящие в упор глаза (я буквально физически ощутил прикосновение его
изучающего взгляда) и походка профессионального боксера. Впрочем, нос у
него и впрямь был слегка деформирован. На вид ему больше тридцати не дашь.
Дик что-то сказал на прощание, парень кивнул согласно головой, а его
ощупывающий недобрый взгляд по-прежнему был прикован ко мне. "Какого
черта!" - захотелось рявкнуть мне.
Грегори сел за руль, включил зажигание, и снова машина рванула вперед
с неприятным визгом покрышек. Он даже мимолетно не взглянул на того, кто -
я видел в боковом зеркале - остался стоять на тротуаре, провожая взглядом
автомобиль, пока мы не свернули на другую улочку.
- Хорош, - сказал я, чтобы насколько разрядить обстановку. - Ему бы
ковбоя играть в вестерне из жизни дикого Запада!
- Ты угадал. Стив Уильямс действительно потомственный ковбой, -
сказал Грегори, не поворачивая головы. - Сейчас он - мой лучший, самый
пронырливый репортер, "раскопщик".
Кого меньше всего напоминал подчиненный Грегори, так это журналиста!
- Тебя смутил его внешний вид? Как это у вас говорят - блатной?
- Пожалуй, - согласился я, несколько сбитый с толку.
- Парень хлебнул в жизни, это точно. Служил актером в Голливуде,
потом был профессиональным кетчистом, одно время подвизался в частной
сыскной конторе, наркотиками занимался, был "подставным" в цепи не то в
Турции, не то в Ливане, толком я не знаю. Его "вычислили" - он едва унес
ноги. Ко мне он заявился два года назад - и без обиняков: "Шеф, я слышал о
вас много дурного - дурного с точки зрения тех, кто и мне не нравится, но
я многое повидал и выработал собственную точку зрения на людей. Я хочу
быть репортером и, поверьте, не буду обузой в вашем деле". - "Ты написал в
своей жизни хотя бы информацию на пять строк?" - не слишком мягко спросил
я. "То, чем я занимался, исключает какие-либо записи". - "Так какого
дьявола ты прешься в журналистику?" Я тогда был не в духе, у меня
случились крупные неприятности с одной фирмой, она подала на меня в суд
из-за разоблачительной статьи. "Не спешите, шеф, - охладил он мой пыл. -
Выгнать вы меня всегда успеете!" А он прав, подумал, остывая, выгнать его
я действительно успею. К тому же, если память мне не изменяет, Джек Лондон
тоже слыл отпетым парнем. "Хорошо, обещай мне лишь одно - никогда не
лгать. Лучше уйди, если не сможешь быть честным". - "В этом вы можете не
сомневаться, шеф. Я слишком много брехал в жизни и насмотрелся на разные
подлости, родившиеся из-за лжи. Меня воротит от этого всего!" Так он стал
работать на меня. И первое, что раскопал Уильямс, когда прошелся по
некоторым своим прошлым связям, - ты и представить себе не можешь!
Грегори оторвал взгляд от зеркала заднего вида (я давно понял, почему
Дик устремился в одну точку, и, честно говоря, его озабоченность, не
преследует ли нас кто, не могла не встревожить меня. Но почему нас должны
преследовать?) и улыбнулся как заговорщик.
- Не интригуй.
- Сынка президента. То, что он не прочь принять ЛСД [очень сильное
наркотическое средство], было известно давно, но он еще и прикрывал - не
безвозмездно, естественно, кое-кого из оптовых торговцев наркотиками. Моя
статья вызвала переполох в Белом доме.
- Ого, вот за что ты берешься!
- Я тоже ненавижу ложь, - жестко отрезал Грегори и надолго замолчал.
Но даже после рассказа Дика я не почувствовал симпатии к Уильямсу.
"Олдсмобиль" между тем глотал километры ровного, как натянутая
струна, шоссе, правда, не превышая дозволенных 55 миль в час. Дик включил
приемник, и волны симфоджаза закачали меня.

Странно, но мой ледяной нью-йоркский номер будто бы стал уютнее,
стоило в нем появиться Наташке. Я вытащил из сумки бутылку мускатного
шампанского, привезенного из Киева, и коробку конфет. Натали принялась
распаковывать пластиковую сумку, назначение которой я не угадал, когда мы
уезжали из дома, где Любовь Филипповна просто-таки не находила себе места,
как только узнала, что ее дочь собирается со мной. Я молча наблюдал, как
Наташа сервирует стол в моей дыре и как номер превращается в праздничный
зал, а когда она вытащила три свечи, зажгла их от газового "ронсона", я
понял, что пришла радость, и сердце мое распахнулось ей навстречу.
- Малыш, - только и смог прошептать я, когда наконец моя маленькая
хозяйка повернулась ко мне.
Я вдруг живо припомнил, как два года назад увидел старого вуйка,
который нес на закорках что-то неживое, облепленное снегом, да еще волок
за собой красные пластиковые лыжи. Мне не нужно объяснять, в чем тут дело,
достаточно было бросить взгляд на старый дырявый полушубок вуйка и красный
нейлоновый комбинезон...
- Давайте, вуйко, помогу!
- Допоможи, допоможи, сынок, нема моих бильше сил, - с трудом
проговорил старик. - Що б було, якбы не занесла нелегка доля мене в той
кут?
Я взял неожиданно легкое тело девушки, она даже не пошевелилась, и
меня пронзила мысль, что она скончалась. Это заставило поспешно опустить
ее на снег и сдернуть с головы капюшон вместе с вязаной шапочкой "Кнейсл".
Лицо девушки побелело, и я принялся растирать его снегом. Минуло немало
времени, прежде чем она застонала и сказала: "Больно..." Я до того
обрадовался, что готов был ее расцеловать.
- Треба до ликаря, сынку, сыл моих бильш нема...
- Зараз, зараз, вуйко, - сказал я и принялся поспешно ощупывать ее
руки - сначала левую, потом правую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38