Арабы убрались в Макассарский пролив, наверно, будут чинить его где-нибудь в Сурабае.— Хорикоси отказался беседовать со мной на эту тему, — Брент показал туда, где в конце палаты, за стеклянной перегородкой находился кабинет начальника МСЧ.— Да, он не без придури. Ненавидит войну.— Ненавидит войну и служит на боевом корабле, на действующем флоте… Перевелся бы куда-нибудь.— Некуда ему переводиться, Брент, — покачал головой Мацухара. — О семье своей он знает только то, что она погибла. Он один как перст. Да и адмирал никогда в жизни его не отпустит — он, что называется, — светило. Светило-самоучка.— Полоумное светило.Летчик усмехнулся:— Мы все не вполне нормальные, Брент. Если на минутку задуматься, чем мы занимаемся, чем добываем себе на пропитание.Брент, позабавленный этой странной логикой, хмыкнул, но мысли его тут же вернулись к прежней теме:— По международному морскому праву арабы могут находиться в порту нейтрального государства не свыше семидесяти двух часов.— Какое там международное право?! Какой нейтралитет? — саркастически расхохотался Мацухара. — Есть только право сильного и сила нефти.— Так ты думаешь, «Маджестик» станет на ремонт на какой-нибудь индонезийской верфи?— Индонезия — член ОПЕК, Индонезия поддерживает Каддафи, Индонезия хочет жить. Стало быть, примет арабский авианосец.— Но ведь это дело нескольких месяцев. Мы подберемся поближе и пустим его на дно прямо в гавани.Йоси покачал головой:— Нет. У арабов есть базы на Борнео и в Халамахаре. Никогда адмирал без крайней необходимости не сунется в точку, куда дотягивается авиация наземного базирования. Он дождется, когда «Маджестик» выйдет в открытое море, на оперативный простор. И вот тогда…Мысль Брента работала с прежней отчетливостью, и недоуменные вопросы наперебой требовали ответов:— Марианские острова. Розенкранц. Арабские десантные суда…— Над западным побережьем Сайпана в бухте Танапага я засек транспорт.Брент недоуменно вскинул бровь:— Мы же проходили над Мажиссьен-Бэй и ничего не видели.— И скорее всего транспорт этот высадит «коммандос», — продолжал Мацухара.— Пятый специальный саперный батальон или парашютную бригаду?— Теперь я вижу, Брент, что с головой у тебя все в порядке. Да. Седьмую парашютно-десантную бригаду и усиленный батальон. В сущности, почти полк.— Да ведь я помню, как полковник Бернштейн докладывал об этом на совете. «Моссад» несколько месяцев назад засек эти спецвойска, несколько транспортов и десяток новых субмарин. Все девицы из веселых домов Триполи и Бенгази — на жалованье у израильтян: «девочки» и рассказали об исчезновении их постоянных клиентов из Седьмой бригады.— С такими союзниками мы непобедимы, — заметил Мацухара, и оба засмеялись. — Ну так вот: субмарины типа «Зулус», восемь единиц.— Помнится, Бернштейн говорил о десяти.Летчик негромко засмеялся:— Верно. Было десять. Но две мы потопили к востоку от Роты. Две лодки и транспорт. Взяли пленных. Откуда, ты думаешь, у нас такие обширные сведения?— Вытрясли?— Вытрясли. Адмирал Фудзита, как ты знаешь, умеет быть очень настойчивым.Да, Брент знал, до каких пределов простиралась «настойчивость» старого самурая. Ему не раз приходилось видеть, как пленных били, пытали, а после получения от них нужной информации — расстреливали или обезглавливали. Фудзита был мастером допросов: поначалу Брент с трудом переносил эти процедуры, но потом, узнав, как арабы обошлись с командой и пассажирами захваченного и угнанного в Триполи лайнера «Маеда Мару» — больше тысячи человек было удавлено, — он стал считать жестокое обращение с ливийцами в порядке вещей.— Они заняли и Сайпан, и Тиниан, — продолжал летчик.— Авиабазы?— Конечно. И их авиация дальнего действия сможет оттуда наносить по нам удары.— А у них есть АДД?— Будет. Они превратили в бомбардировщики три эскадрильи: «Констеллейшн», DC—4 «Скаймастер» и DC—6 «Лифтмастер» — и усиленно тренируют экипажи.— Агвиджан они тоже взяли?— Пока нет. Там наша агентура. Местность ровная, как стол, — высадиться трудно. Наши люди смотрят за обоими островами: пока никто не прилетал. — Мацухара стал разглядывать сложенные на коленях массивные руки. — А вот о Розенкранце известно только, что он сел на вынужденную в Тиниане.— Да? Это точно?— Точно, — Мацухара постучал кулаком о ладонь другой руки. — Я всадил в него целую серию 20-мм, но потом боги отвернулись от меня — патроны кончились.— Ничего, Йоси, когда-нибудь мы добьем этого негодяя, никуда он не денется.— Я никому его не отдам, Брент-сан.— Ладно. Бросим жребий.Летчик рассмеялся, но тут же оборвал смех и, стиснув челюсти, устремил пристальный взгляд на висевший в изголовье меч.— Император очень болен, — проговорил он негромко и медленно, словно у каждого произносимого им слова был нестерпимо едкий вкус. — Его дни сочтены. Говорят, у него рак. Уже было желудочное кровотечение. Я чувствую, что через несколько недель ему предстоит встреча с богами — его родственниками.— Поверь, Йоси-сан, мне очень жаль… Я знаю, какую роль играет микадо в вашей жизни…— Роль?! — вскинулся японец. — Ты знаешь, что такое «кокутай»? — спросил он, хотя ему было отлично известно, насколько глубоки познания Брента в японской культуре, и он сам провел немало часов, обсуждая с юным американцем «Хага-куре», тонкости буддизма, синтоизма, японской живописи и поэзии.— Разумеется. Император — это Япония.— Верно. Но это еще не все. Император — это наша душа, наше сердце, воплощение национального самосознания.— Но, говорят, наследник престола Акихито — во всех отношениях достойный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108