Теперь небось ликует. Еще бы, полсотни тысяч за каждый сбитый самолет! Сто пятьдесят тысяч за один день — недурная выручка!.. Новая мысль встревожила Йоси: у арабов на Марианах гораздо более мощная авиабаза, чем он предполагал. Включая бомбардировщики, в воздухе нынче побывало никак не меньше семидесяти вражеских машин.
Мацухара до боли стиснул зубы. «Йонага» и вся Япония как на ладони для самолетов дальнего действия. Он перевел дух, пытаясь отделаться от навязчивого образа мертвого Сигамицу и страшного напряжения, превращающего мускулы в сталь, кровь — в лед. Расслабил мышцы спины и шеи, но не рук и ног. Горизонт медленно проплывал под кожухом. Сверившись с магнитным компасом, Йоси перевел глаза на привязанную к колену карту, определяя координаты «Йонаги».
Ноль-четыре-ноль, таков будет наш курс, сказал он себе и откинулся в кресле. Надо экономить горючее. Обеднил смесь, довел показания тахометра до 1350 оборотов. На индикаторе скорости сто сорок узлов. Сойдет. Йорк усердно следовал за ним. Последний взгляд к юго-западному горизонту — Розенкранц и Ватц исчезли.
Два истребителя медленно потянулись навстречу клубящимся на севере ледяным туманам.
2
Сидя в офицерской кают-компании, Брент неловкими пальцами вертел кружку с кофе. Ум его оцепенел точно так же, как руки. В ушах все еще грохотала стрельба, а шея отзывалась тупой болью. Он медленно растер стальные мышцы предплечий. Только что они похоронили старшину-артиллериста Фила Робинсона, а по окончании обряда капитан произнес короткую поминальную речь по двум впередсмотрящим — Максу Орлину и Бобу Такеру. Все трое теперь прокладывают путь в вечность на шести тысячах морских саженей Марианского желоба. Брента передернуло. Там так темно и холодно. Он поднял глаза от кофе, словно знакомые переборки могли отвлечь его от невеселых мыслей, вытравить из памяти лица покойников, кровь, заливающую мостик, желчь на каске, спасательном жилете, бинокле, которые он смывал с ожесточением человека, пытающегося отрешиться от бренности существования. Самое грустное в похоронах — напоминание о том, что твои еще впереди.
Скудная обстановка маленькой кают-компании не принесла ему утешения. Но будь он в роскошной, переполненной народом зале, еще острее почувствовал бы свое одиночество. Глаза беспокойно блуждали по встроенному стальному холодильнику, буфетным полкам, принайтованному к палубе столику с замусоленными журналами и романами в бумажных обложках — все это втиснуто в микроскопическое пространство, шутливо именуемое офицерами «зоной отдыха».
Брент брезгливо наморщил нос и пробормотал:
— Ну и вонь!
Несмотря на ремонт поврежденных участков аккумуляторной батареи и запущенную на всю мощь вентиляционную систему, Брент ощущал резкий запах. И это не единственная рана лодки. Отсюда ему не слышно, как работают два насоса — их заглушает рокот дизелей и гул вентиляторов, — но он знает про поврежденный клапан в балластной цистерне и не может не думать о нем. Как у всех, кто подолгу бывает в плавании, у Брента возникло нечто вроде шестого чувства. Он не просто хорошо изучил судно, он стал его частицей, одним из кровяных телец. Подлодка проникла ему в душу, и ни одна женщина не сможет в этом с нею соперничать.
Брент знал немало женщин со всеми тайнами души и тела, умел довести их до исступления самыми интимными ласками. Памела Уорд, Сара Арансон, Миюмэ, Кэтрин Судзуки, Дэйл Макинтайр — он настраивал их, как музыкант свою скрипку, выжимал из них до капли всю страсть. Но ни одной не удалось стать частью его существа даже в самые кульминационные моменты плотской любви.
Иное дело «Блэкфин». Старая лодка оказалась опытной соблазнительницей, властной тираншей. Ни с кем он не ощущал такой тесной связи, и машина в его сознании превратилась в одушевленное существо. Он улыбнулся своим странным мыслям, однако же это правда. Недаром «подлодка» женского рода. По малейшим изменениям в пульсации четырех главных дизелей он мог безошибочно определить скорость. Причем изменения в ритме движущихся механизмов тревожили, настораживали его, как никогда не тревожила смена женских настроений. Он цепенел и напряженно вслушивался, пока не убеждался, что опасности нет. Да, он неотделим от «старушки» — и с этим не поспоришь.
Все подводники таят в душе атавистический ужас погрузиться и не всплыть. Даже над водой лодка неизменно подвергается риску остаться с отрицательной плавучестью. При погружении она остается наедине с жестоким, неумолимым морем. Глубинная бомба, разорвавшаяся в четырнадцати футах, может расколоть корпус, как яичную скорлупу. И тогда тебя настигает особая смерть — утонуть по сравнению с которой даже приятно. Давление внутри лодки мгновенно вырастает до невероятного количества атмосфер, а воздух накаляется до сотен градусов. Переборки трещат и лопаются под многотонным напором морской воды. Стальные обломки свистят подобно пулям или шрапнели. Летящая сталь кромсает тела, легкие поджариваются заживо — спасения нет.
Усилием воли лейтенант заставил себя отрешиться от мыслей о смерти. Он хорошо показал себя в бою, сбил все «Юнкерсы» в своем створе. Зенитчики на «Эрликонах» тоже не оплошали. Лучшие из лучших, отборные снайперы. И все же настроение вновь упало. Йоси Мацухара опять встретился с Розенкранцем. Издали он видел отблески их упорной схватки. Как теперь узнаешь, жив его лучший друг или нет? Может, через врата Нептуна он уже вошел в храм Ясукуни? Метафора, заимствованная из двух разных мифологий, ничуть не смутила его усталый ум. Он сам принадлежит двум мирам, к тому же его не оставляет мысль о смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96