— Засекли?
— Нет, капитан, — ответил Ромеро.
Помолчав, Уильямс распорядился:
— Стоп машина!
Сторджис до упора отвел рычаги сигнализаторов, и в лодке воцарилась тишина. Дышать стало еще труднее.
— Мистер Бэттл, — проговорил в люк Уильямс, — дайте мне знать, когда станет трудно удерживать лодку на шестидесяти четырех футах.
— Слушаюсь, сэр.
— Поднять перископ! Приготовиться ко второй обсервации!
Труба опять поползла кверху.
— Пеленг!
— Два-семь-пять.
— Дальность!
— Четыре тысячи двести.
— Угол уклонения на правый борт сорок пять. Опустить перископ!
Хассе, введя информацию в КУТ, взглянул на контрольные диски и доложил:
— Начальная деятельность четыре тысячи сто, скорость восемь. Остаточное расстояние три тысячи сто.
Уильямс кивнул. Всего три тысячи сто ярдов осталось пройти «Нафузе». А поскольку нос танкера направлен прямо по центру прохода, то он едва ли теперь сменит курс.
Уильямс ударил кулаком о взмокшую ладонь и повернулся к Ромеро.
— Что эсминцы?
— Без изменений, сэр.
— Хорошо. Вперед помалу. Лучше бы стрелять с двух тысяч, но цель большая, думаю, можно и увеличить дистанцию.
Несколько минут прошло в напряженном молчании, потом Уильямс отдал Рэнди Дэвидсону судьбоносный приказ:
— Подготовить к залпу торпедные аппараты с первого по шестой. — И Каденбаху: — Поднять перископ. Последняя обсервация!
Он в нетерпении приник в окуляру командирского перископа. Ближайший эсминец пересекает их путь по носу всего в двух тысячах ярдов. Другой, идущий по левому борту от танкера, удален по меньшей мере на три мили. Уильямс почувствовал почти эротическое возбуждение, когда громадная цель заполнила линзу. Все равно что стрелять по стельной корове.
— Пеленг!
— Три-один-ноль.
— Дальность!
— Две тысячи четыреста пятьдесят.
— Угол ноль-шесть-ноль. Опустить перископ! Открыть люки аппаратов с первого по шестой. — Он выжидательно взглянул на Хассе.
— Дальность три тысячи шестьсот пятьдесят, скорость восемь, остаточное расстояние две тысячи двести, — доложил энсин.
— Установить глубину шести торпед на двадцать футов, скорость предельная!
— Двадцать футов, скорость сорок шесть узлов, дальность девяносто, шесть торпед вразброс! — эхом откликнулся Хассе.
При такой огромной цели можно рассчитывать по меньшей мере на три попадания… если, конечно, их раньше не засечет эсминец.
— Включи динамик, — сказал капитан Ромеро.
— Гидроакустик перевел рычаг, и небольшой динамик тут же наполнил рубку кавитациями двух маленьких и одного большого винта. Оба эсминца ведут стандартный поиск. Лодка пока не обнаружена.
Все теперь смотрели на Хассе. Судьба атаки и сама их жизнь зависят от этого парня и его машины. Глаза энсина прикованы к компьютеру управления торпедами; он ждет, когда на пульте загорится красный разрешающий сигнал.
— Командир! — донеслось из штурманской рубки. — Под килем двадцать саженей.
— Уверен?
— Да, сэр?
— Паскудство!
Под ними всего сто двадцать футов воды. Если они потопят танкер, их ждет ад. Но колебания недопустимы. Казалось, все они родились и жили только для этого главного момента. Для него и существует «Блэкфин». Они — его частица, у них одна судьба и в жизни, и в смерти.
Голос Хассе будто подхлестнул всех членов ударной группы:
— Разрешающий свет, сэр. Можно стрелять.
— Готовсь! — гаркнул Уильямс.
Каденбах потянулся к пусковому щиту с шестью светящимися окошками. Включил рычаг пуска первой торпеды.
— Пуск! — крикнул Хассе.
Каденбах нажал ладонью залповую кнопку. Вырвался сжатый воздух, раскачав лодку; из микрофона сонара отчетливо донесся вой 3500-фунтовой торпеды, покидающей отсек.
— Первая пошла! — доложил Дэвидсон.
Хассе неотрывно смотрел на секундомер, зажатый в левой руке. Ровно через шесть секунд раздался его голос:
— Пуск!
Каденбах снова нажал кнопку. Еще четыре раза звучали одинаковые команды, пока не выстрелили все шесть носовых аппаратов. Микрофон доносил жужжанье маленьких гребных винтов.
Уильямс в упор посмотрел на Хассе.
— Путь торпеды?
— Две тысячи сто.
— Минута двадцать секунд, — констатировал Уильямс и скомандовал: — Лево руля, полный вперед! Курс один-восемь-ноль.
Скорей в открытое море, скорей набрать глубины под килем!
— Все торпеды пошли нормально, — доложил Тони Ромеро. И тут же с тревогой вскричал: — Сэр, сторожевой эсминец выходит в море, а ближний поворачивает к нам.
— Поднять перископ!
При скорости в девять узлов волны захлестывали перископ, набегая на линзы. Реджинальд увидел, как один эсминец отворачивает от «Нафузы» и набирает предельную скорость, а другой, патрульный, зарывшись носом, тоже подходит на всех парах.
И тут мощнейший гул накрыл подлодку. Потом гигантские волны одна за другой стали накатывать на перископ. Это торпеды рвали «Нафузу» на части. Пластины корпуса вибрировали, точно камертоны. Слышался нестройный хор радостных возгласов. Трудно сказать, сколько торпед достигло цели, да и нужды нет. Танкеру достаточно спички. На сонаре слышно, как взрывается бак за баком, и горящее высокооктановое топливо с шипеньем заливает океан. Едва ли в этом пекле кому-нибудь удастся выжить.
— Опустить перископ!
Уильямс не забыл, что должен передать шифрованное послание об успешной атаке, но поскольку за ними охотятся два эсминца, на это просто не осталось времени.
— Самый полный! — прокричал он в люк. — Погружение на сто футов! Готовиться к защите от глубинных бомб!
Сотни тонн воды наполнили цистерну быстрого погружения. Уильямс слышал, как хлопают водонепроницаемые двери и вентиляционные клапаны в переборках по всему судну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96