Они достойны самого сурового наказания. Награбленное у него отобрали?
— Все взяли и сдали в казну.
— А кошелек? — спросил вдруг Мирак.
— И кошелек сдали! — ответил один из солдат.
— А ты откуда знаешь? — с удивлением спросил командир.
— Я его видел — сказал Мирак. — Он нес узел, и вдруг кошелек выпал. Я поднял, отдал ему, а он даже спасибо не сказал, еще назвал деревенщиной...
— Кошелек-то был ворованный, вот вор и испугался, - сказал Куйбышев и обратился к солдатам: — Молодцы, товарищи Уведите его!
Солдаты увели грабителя.
— Ты, Мирак, хороший парень,— сказал Куйбышев, - и ты счастливый: тебе и таким, как ты, революция и Советская власть дадут все, чтобы вы могли расти и развиваться и стали бы хозяевами своей страны. До свиданья, товарищи, спасибо вам! — Попрощавшись со всеми, Куйбышев сел в машину и уехал в сторону Регистана.
А Мирак пришел к Мазарским воротам уже в сумерки. Фируза ждала его и тревожилась, не могла усидеть на месте. Мирака увидел издали Асо, и Фируза побежала ему навстречу.
— Пришел наконец!
Почему так задержался?
— Помогал пожар тушить... Видел самого главного командира — Куйбышева!
— Неужели? Где?
Мирак хотел рассказать свои приключения, но Асо прервал его узбекской пословицей:
— «Заставь дитя что-то сделать, сам пойдешь вместо него». Не следовало доверять пареньку важное дело!
— Я не об этом, я о нем самом беспокоилась,— сказала Фируза,--мало ли что могло с ним случиться... А дело успеется...
— Ну ладно, не беда, пусть отдохнет, потом пойдете.
Мирак обиделся. Он так радовался и гордился, что встретил самого Куйбышева, главного командира, беседовал с ним, был на седьмом небе от его похвал. Это не шутка! Сам Куйбышев поздоровался с ним, разговаривал! Асо, наверное, не видел Куйбышева, даже не слышал его голоса, а говорит о Мираке так презрительно, ребенком называет... Вот Фиру-за, та все понимает, она хорошая...
Фируза увидела, что Мирак расстроен, подошла к нему и сказала:
— Ты огорчен, братик? Или устал, помогая тушить пожар? Пойди выпей чаю, отдохни!
— Ничего,— сказал Мирак,— давайте лучше пойдем, а то поздно... Отец будет ругаться.
— Ну и хорошо, пойдем, я только зайду в караулку, возьму паранджу. Фируза вошла в комнату, а Мирак сел на суфу под навесом и стал
смотреть на проходивших в ворота. Входило в город немного людей, больше уходило. То были дехкане, распродавшие свой товар и купившие, что им нужно было. Погрузив покупки на ослов, лошадей или арбы, они возвращались домой. Асо и его солдаты их почти не проверяли, только взглянут — и пропускают. А когда в пароконном фаэтоне проехал надменного вида человек в серой куртке и галифе, а поверх них в нарядном халате из алачи на шелковой подкладке, в лакированных сапогах и в белой чалме на голове, то Асо и солдаты, подняв руки к виску, отдали честь. Мирак удивился и спросил у Фирузы, которая вышла в это время:
— Кто это?
— Это председатель ЧК, Ходжа Хасанбек,— сказала Фируза.— Большой человек, у него в руках жизнь и смерть Он может к смерти приговорить.
— К смерти? — удивился Мирак.— Но ведь революция же! Почему же опять убивать?
— Если в руки ЧК попадутся сторонники эмира, контрреволюционеры, басмачи, трибунал может их приговорить к смертной казни.
Удовлетворился или нет Мирак этим ответом — неизвестно, но он ничего больше не сказал и зашагал рядом с Фирузой.
Только после долгого молчания проговорил:
Ходжа Хасанбек — злой старик, плохой человек!
Фируза под чашмбандом от души расхохоталась и даже оглянулась по сторонам — не слышит ли кто ее смеха. Но улица была безлюдна.
В квартале Арабон Мирак показал Фирузе дом Шомурадбека-додхо и отравился назад, на Лесной базар.
Фируза вошла в просторный, высокий крытый проход за воротами и поняла, что додхо оставил своим наследникам немалое богатство и что принадлежит людям, которым не приходится думать о завтрашнем.
И правление эмира Музаффара, в 1285 году хиджры, что соответствует IМ1И1 году нашего летосчисления, хан Коканда Худояр был вынужден, восстания в крае, бежать и искать убежища у бухарского. В то время при дворе Худояра служил молодой военный, по имени Шомурадбек, который за храбрость и военные заслуги получил высокий чин и стал одним из приближенных хана.
Несмотря на свою молодость (в то время ему было 25 лет), Шомурадбек был дальновидным политиком, тактичным и благоразумным человеком. Он не одобрял разгула и праздной жизни Худояра и своими советами старался увести правителя с дурного пути. Но его советы и наставления могли бы скорее воздействовать на гранитную скалу, чем на хана.
В унынии, потеряв всякую надежду, возвращался однажды Шомурадбек домой.
— Нехорошо мы поступаем, женщина! — с грустью говорил он жене.-- Есть хлеб во дворце хана все равно что отравой питаться; быть приближенным хана — значит играть со смертью... Как жаль, что я так поздно понял это! Тщеславие молодости, честолюбие сгубили меня!
Жена Шомурадбека, дочь одного из его родственников, была женщиной умной, образованной, поэтессой; она читала сочинения Саади, «Пятерицы» Низами и Навои всегда были у нее под рукой. Она была заботливым другом мужа, его постоянной советчицей.
— Что еще случилось? Отчего вы так сокрушаетесь? спросила она, видя, что муж взволнован. — Вы стали говорить какими аллегориями. Разве что-нибудь особенное случилось?
— Да,— сказал Шомурадбек, ласково глядя на свою жену.- Да, моя дорогая! В последнее время, не знаю уж отчего — может быть, от неумеренного употребления вина или под чьим-то вредным влиянием, наш хан стал просто негодной тряпкой... Ни той отваги и энергии, которыми он когда-то приворожил меня, ни ума, ни рассудительности, приличествующих правителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123