А цвет глаз разобрать не могу, она стоит спиной к лампе. Очень молодая, на вид прямо студентка. Решительно протягивает мне руку, крепко пожимает мою. На лице неподдельная радость, будто встретила старого закадычного друга:
— Добрый вечер! Я так ждала этой встречи... Я о вас столько слышала от вашей знакомой Аиды Рагаб... Садитесь, пожалуйста, — жест в сторону уютного диванчика у окна. — Впрочем, если хотите, можем выйти и на балкон. Сегодня хорошо, уже по-осеннему прохладно...
— Да нет, спасибо. Я за сегодня набегался... Если позволите, я здесь, на диване.
Она улыбается. Вот теперь я вижу, какие у нее глаза — небольшие, светло-карие и какие-то теплые, а губы, пухлые и чувственные, дисгармонируют с общим юным обликом и выдают в ней зрелую женщину. Мне кажется, она не так проста, и характера ей, видно, не занимать.
— Как вам здесь нравится?
— О, у вас очень красиво.
Ее лицо внезапно становится серьезным.
— Полно вам! От кого, от кого, а уж от вас-то мне не хотелось бы слышать банальности! Аида говорила о вас как о человеке необычном.
Я чувствую себя польщенным. Она молчит^ словно ожидая, что я отвечу, и, не дождавшись, продолжает:
— Не знаю, сколько времени вы сможете уделить делу, о котором я вам говорила. Поэтому давайте начнем прямо сейчас... Один только маленький вопрос: что вы будете пить? Чай? Сок? Или, может, спиртное?
Я чуть было не брякнул: 'Виски!", но вовремя спохватываюсь:
— Если можно, воду с лимоном..
— Как угодно. А я, пожалуй, выпью виски.
Она нажимает кнопку звонка, и в дверях появляется давешний темнолицый человек.
— Графин холодной воды с лимоном для гостя и порцию виски для меня. Только, пожалуйста, Джафар, разбавь посильнее водой.
Чего это она вдруг застеснялась? Мы же одни. Подумаешь, выпьет немного виски —что такого? А впрочем, понятно, мы же едва знакомы.
— А может, все-таки передумаете, тоже выпьете виски? Однако с ней надо держать ухо востро. Что она мысли мои
читает, что ли?
— Да нет, спасибо, мне воду с лимоном, как решили.
— Хотите закурить? Сама я не курю, а вы не стесняйтесь, курите... Ну, как будто все. Можно начинать. Вы готовы? Я уже вам говорила, что пишу работу о профсоюзном движении в Египте в период с 1936 до начала революции 1952 года. Это моя диссертация, я буду защищать ее в Мичиганском университете. Аида Рагаб посоветовала мне познакомиться с вашей монографией, опубликованной в семидесятом году. В ней я нашла много для себя полезного, но вместе с тем у меня возникли и вопросы. Вот о них-то и пойдет речь. Я привыкла работать с магнитофоном — так удобнее, да и скорее. Позднее мой секретарь расшифрует запись, я оформлю текст, внесу исправления, выброшу лишнее. После этого покажу вам. Мне уже не раз приходилось так делать до вас, только я бы предпочла не показывать вам те записи... Знаете, когда слушаешь высказывания других людей, невольно подпадаешь под влияние чужих мыслей, ввязываешься в полемику. — И, не обращая внимания на мои протестующие жесты, продолжала: — Нет, нет, что ни говорите, это так. Меня же в данном случае интересует именно ваше мнение, а не полемика, которая только собьет меня с толку. Вы согласны?
Я кивнул:
— Постараюсь быть вам полезным, насколько это в моих силах. Но вы иностранка, и многие нюансы, и среди них весьма существенные, связанные с нашей историей, общественной жизнью, с нашим, наконец, национальным мировоззрением, без сомнения, от вас ускользают. Чтобы понимать их, необходимо долгие годы жить в этой стране... Впрочем, вы выбирали тему для своей работы сами...
Я чувствую разочарование — не люблю, когда мною пользуются. Хотел бы я знать, кто эти люди, которых она уже записывала до меня на свой магнитофон. Выходит, я всего лишь очередной объект, не более. Да и сама идея с магнитофоном мне не очень по душе — попахивает следственными допросами.
— Да, вы, наверно, правы. Мне действительно недостает знания страны. Иногда брожу впотьмах, как слепая. Сколько времени теряю понапрасну! Может, в дальнейшем мы с вами не ограничимся подобными интервью, а вы сумеете помочь мне по-другому. Все в ваших руках. Боюсь только, я злоупотребляю вашей добротой...
— Ну что вы! — Я протестующе поднял руку. Интересно, искренне ли она говорит или просто хитрит, желает подольститься, чтобы получить от меня все, что ей надо? Ох, и дурачат они нашего брата, эти заезжие западные красотки! Вот хоть бы эта — белокожая, аппетитная, пышноволосая... И ноги хороши, и узкие брюки ей под стать. Я торопливо наливаю себе в стакан ледяной воды, чтобы унять внезапное волнение. Этого еще недоставало!
— Но прежде всего мне хотелось бы, чтобы вы немного рассказали о себе. Так, нечто вроде краткой автобиографии.
— Согласен, но только с условием, что и вы мне о себе расскажете. Разумеется, я вас на магнитофон записывать не собираюсь.
Ее лицо вдруг каменеет, теплого блеска в глазах как не бывало — холодный, гг/стой взгляд... Рука поспешно тянется к магнитофону. Натянутая улыбка: "Начали?.."
Было около часу ночи, когда я вынырнул из-под мраморных колонн и неторопливо побрел по набережной, потом-поднялся по ступеням на Университетский мост, дошел до станции и сел в последний поезд. Стояла глубокая тишина. В вагоне никого. Я выбрал место у- окна. Смутные предчувствия, тревожные и одновременно радостные, переполняли душу. Казалось, я на пороге чего-то нового, неизведанного... Закрывая за собой входную дверь, я услышал какой-то шорох в спальне — Амина!
— Халиль, это ты? Наконец-то! Я дома уже с семи часов. Где ты был так поздно?
Отвечать не обязательно. Главное сейчас — дать ей выговориться самой. Соскучилась, рада, что снова дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50