На такси добрался до дому, вошел. Темно, только ночник горит. Но мне сейчас не до сна. Уложил в "кейс" кое-какие бумаги, прошел на кухню. На столе все накрыто для завтрака, Амина верна себе. Да, на такую, как она, можно положиться. Все четко, ясно, никаких шараханий из стороны в сторону. И дело не в том, что она женщина. Нет, тут все решает характер. Все-таки мы с ней очень разные. Она как дерево, что крепко держится корнями за землю. Помню, росла у нас в деревне на холме огромная шелковица, я еще любил летом под ней спать. Лежишь, бывало, слушаешь шелест листьев, и так спокойно на душе становится... А с Аминой беспокойно. Вроде и хочется возле нее укрыться, ан боязно: все время помнишь, что это она мне нужна, а не я ей. А ведь это унизительно — сознавать, что зависишь от другого. Нет, все-таки неуютно мне жилось все эти годы после тюрьмы. Ни на минуту не покидало чувство, что я неудачник, ничего путного в своей жизни не сделал. Но кто вообще сказал, что я должен был сделать что-нибудь путное? Миллионы людей живут себе и ни о чем подобном не думают. Чем я хуже их? Надо смотреть на вещи проще. Да и потом, нельзя же забывать, через что я прошел! На всю жизнь следы остались... Но Амина не желает об этом помнить и не принимает никаких оправданий. То ли дело — Рут. Что за сила колдовская тянет меня к этой женщине? Что это — волшебство новизны, жажда неведомого? Или просто желание бежать от привычного в новый мир, такой уютный, комфортный, где всего вдоволь и все под рукой — еда, питье, богатство, мягкая постель, широкие окна, распахнутые на Нил... Я закрываю глаза... Она в моих объятиях... Молодое, нежное, полное жизни тело... Не думай об этом, не смей об этом думать. А о чем? ...Унылая
тесная кухня, стол с двумя чашками, блюдечко патоки, к жутная паста... За окном встает холодный, неприветливый рассвет. Эх, если б все в жизни давалось легко и просто! А так — за все приходится платить. Не торопись, Халиль, семь раз отмерь — один отрежь. Да, да, разумеется, я не буду спешить. Спешить не следует... — Я закрываю глаза. — Надо подумать, хорошенько подумать... Значит, так... Она в моих объятиях...
Сквозь сон слышу далекий телефонный звонок... Мучительным усилием заставляю себя проснуться. В самом деле, за закрытой дверью, надрываясь, звонит телефон. Сайд!
— Халиль? Простите, что я так рано, но дело не терпит отлагательств. У нас срочное совещание, и вам необходимо быть...
— Совещание? Какое совещание? Где?
— Мы собрались в кафе, в "стекляшке", вы знаете.
— А что случилось?
— Обсуждаем предстоящую забастовку. Надо договориться о конкретной дате.
Молчу, но от него так просто не отделаешься.
— Ну так как? Приедете?
— Через час буду.
Я положил трубку, взглянул на часы. Семь. Итак, хватит парить в небесах, пора возвращаться на землю. Я побрился, принял холодный душ, чтобы стряхнуть остатки сна, оделся. Амина еще спит. Поцеловать ее на прощание? Не стоит, лучше оставлю записку. Наскоро проглотил кофе и выскочил на улицу. Свежий ветер, ясное небо, яркое солнце... Мир прекрасен... Почему же так тревожно на душе? Ах да, вчерашний вечер! Сам не знаю, чего хочу. Вечно чем-то недоволен. Что имею — приелось, а что хочется иметь — вовек не достанешь, руки коротки.
Ровно в восемь я вошел в кафе. Я увидел их сразу — Сайда и еще четверых "комитетчиков". А остальные где? Остальных не будет, в целях конспирации решили много народу не собирать. Из разговоров понял: забастовка должна быть объявлена в самое ближайшее время. На этом сходились все. Нельзя упускать момент, контракт может быть подписан со дня на день. Сайд считал, что начинать надо прямо завтра. Он уже договорился с руководством профсоюза, они обещали свою поддержку. Вопрос принципиальный, все это понимают: речь идет о политике капиталовложений в целой отрасли, о судьбе многих рабочих. Медлить нельзя никак: настроение на фабрике сейчас боевое, а если тянуть еще, среди рабочих поползут разные слухи. Начальство и отдел безопасности тоже не будут сидеть сложа руки, постараются — уж можете в этом не сомневаться! — перессорить рабочих с помощью своих людей. Начнутся колебания, разногласия. Так что время не ждет. Бастовать так бастовать. И немедленно, с завтрашнего дня.
Они зашумели, заговорили все разом, а я молча слушал и ждал, до чего же они договорятся. В конце концов, кто я такой? Я же даже не член их комитета. Так просто, друг Сайда, которого они уважают и которому верят. Ради него и терпят мое присутствие. Еще бы, ведь для них я — чужой, я — начальство, им непонятно, почему я здесь оказался. Что ж, их можно понять, жизнь приучила их быть осторожными. И все-таки досадно. Ведь были же у меня в прошлом среди рабочих настоящие друзья. Хотя — и это тоже правда — были и такие, что никогда мне до конца не доверяли или смотрели на меня только как на "источник денежных поступлений". А ведь то, чем пожертвовал я ради борьбы, не идет ни в какое сравнение с их "жертвами". Ох уж этот вечный страх перед засильем "интеллектуальной элиты"! Бедная интеллигенция, куда тебе деваться? При капитализме тебя притесняют — это еще куда ни шло. Но чтобы страдать еще и при социализме? Это, уж извините, совсем обидно... Ишь, спорят, обсуждают, а меня будто и вовсе здесь нет. Так, какой-то посторонний. Никто не повернется в мою сторону, никто не спросит, а что по этому поводу думаю я. Зачем они вообще меня сюда позвали? Даже Сайд и тот целиком ушел в этот спор, а на меня даже не глядит... Впрочем, их можно понять: теперь, когда забастовка дело решенное, они заколебались. И вот уже кто-то говорит об осторожности, сомневается, своевременно ли вообще сейчас бастовать, не авантюра ли это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50