Нет, они просто понимают, на что идут, и хотят заранее предусмотреть все доводы противников, чтобы суметь дать им отпор.
— Господин Халиль, вы все время молчите. Мы так и не слышали, что вы думаете по этому поводу. — Это Сайд.
— Но я же не член комитета. Я не имею права голоса. Он досадливо махнул рукой.
— Не говорите глупостей, вы прекрасно знаете, как мы к вам относимся... Или, может, это просто предлог, чтобы уйти от ответа?
— Как ты можешь!
— В таком случае мы вас слушаем.
— Стачку надо начинать сегодня. Вы меня поняли? Не завтра, а именно сегодня. Иначе момент будет упущен и вы никого не соберете.
Тягостное молчание. Ни один и рта не раскрыл. Интересно, о чем они сейчас думают? Из окна мне видно, как в углу двора мочится какой-то мальчишка...
Мой кабинет находится в западном крыле здания, рядом с библиотекой. Тихий, спокойный уголок, куда почти не долетает шум цехов — так, слабое жужжание станков да легкая вибрация, вот, пожалуй, и все. И вдруг — тишина, полная, мертвая тишина. Я вышел в коридор и прислушался. Ни звука. Выглянул во двор, где полукругом выстроились здания цехов. Пусто. И только трое охранников, покинувших свои привычные места у стены, о чем-то совещаются, поглядывая на окна цехов. И вахтера не видно — исчез вместе со своим стулом. Я пошел по коридору. В машинописном бюро необычная тишина, тоже никого... Нетронутая чашка кофе на одном из столов, брошенная дамская сумочка на другом, непогашенная сигарета, раскрытый журнал для регистрации работ, перевернутая корзина для бумаг... И в библиотеке пусто... Стопка книг на большом зеленом столе, со стула свисает забытый мужской галстук. Странное ощущение - как будто люди разбежались, побросав все в спешке. Значит, забастовка все-таки началась? Телефонный звонок вывел меня из оцепенения: шеф! Подчеркнуто спокойный голос не предвещает ничего хорошего.
— Попрошу вас немедленно зайти ко мне.
Шеф, сосредоточенный и бледный, сидел на диване и нервно курил, прикуривая одну сигарету от другой.
— Садитесь! Вам известно, что без пятнадцати двенадцать рабочие начали забастовку?
— Что вы говорите?!
— То, что вы слышите! Завод бастует.
Не знаю почему, но в этот момент я почему-то подумал о Рут. И о смерти. Пытаясь унять внезапную дрожь, я судорожно сжал пальцы.
— Вы поняли, что я сказал?
— Да, конечно.
— Что же вы молчите? — В голосе его нескрываемое раздражение. Сейчас будет отыгрываться на мне.
— А что я, по-вашему, должен говорить?
Ну, в самом деле, чем я могу ему помочь? Еще одним советом? Нет уж, сам заварил эту кашу, пусть сам и расхлебывает — он и ему подобные, те, что возомнили себя в стране полновластными хозяевами, объявили ее вчерашних врагов своими западными друзьями и принялись наперебой перед ними выслуживаться...
— Я решил поставить в известность министерство национальной безопасности.
— Вот так, сразу?
— А что прикажете делать? Я не могу брать на себя всю ответственность. — Он мгновение помолчал. — Да, эта история здорово может подпортить наш авторитет в глазах иностранных компаний. Спросят: а где же хваленая стабильность общественной атмосферы в Египте? — Он закурил новую сигарету и бросил на меня беспокойный взгляд, проверяя, не слишком ли он разоткровенничался?
Мнительный по натуре, он в трудных ситуациях вообще Я наморщил лоб, изображая глубокое раздумье.
— Может, вам пойти к рабочим, попытаться договориться с ними по-мирному?
— Пойти к рабочим? Мне?! Вы в своем уме? Да они только подумают, что я струсил. Нет, нет, это невозможно! Если им угодно вести со мной переговоры, пусть уж являются сюда сами. Я хочу сказать - их представители.
Я не удержался от улыбки: о, эта тщеславная привычка невежды считать себя умнее всех! Переговоры с представителями рабочих — лишний способ укрепления единства бастующих. А там, смотришь, на общем собрании кто-то да выступит против, а кто-то скажет, мол, не надо торопиться, подождем немного... А свои люди тем временем не дремлют, стараются, обрабатывают бастующих... Тьфу, до чего противно. Какого черта я взялся давать ему советы? Вот уж воистину: коготок увяз — всей птичке пропасть...
Чего он на меня уставился? Пыхтит, будто с силами собирается. Сейчас что-нибудь преподнесет. Так и есть:
— Я бы вот вас о чем попросил: спуститесь к бастующим, походите среди них, послушайте, выясните, какова обстановка, а потом доложите мне.
Я смутился. Это как же понимать? Хочет сделать меня доносчиком? Спокойно, не надо горячиться. Может, у него и в мыслях ничего подобного не было. В конце концов, о чем он просит? Помочь ему составить правильное представление о том, что происходит на заводе, не более того. Забастовка застала его врасплох, он вправе беспокоиться...
Он поднимает телефонную трубку, набирает номер:
— Алло! Соедините меня с управлением общественной безопасности. Подполковника Адиля Машхура, пожалуйста..» Кто спрашивает? Председатель административного совета компании "Фивы"... - И повернувшись ко мне: - Идите и сделайте то, о чем я вас просил. Я буду вас ждать.
Я спустился по лестнице, пересек двор. В цехах полно рабочих — сидят прямо на земле, негромко переговариваются. Изредка кто-то засмеется и тут же, спохватившись, умолкнет, смекнув, что сейчас не до смеха. Повсюду: у дверей, вокруг зданий, кое-где внутри самих цехов — группки молодежи несут вахту. Огни погашены, станки неподвижны: наверно, они вырубили ток. Приглушенные голоса, слабый свет, льющийся с улицы через окна, фигуры-призраки в белых одеяниях... Не цех, а монастырь какой-то!
Я неторопливо прошел по цехам. Всюду одно и то же. В последнем цехе группки рабочих, расстелив на полу газеты, обедали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50